Стрелы Перуна
Шрифт:
— Я дам тебе два десятка лодей с ратниками. Вот он, — Летко указал на Еруслана, — будет сотским дружины той.
— Дело! — повеселел простодушный великан. — Ни одного булгарина из тверди не выпущу! Будь покоен, князь Харук!
— Но... — нахмурился Летко и с прищуром глянул в лицо старого хана, — ни один твой богатырь не попадет на тот берег Итиль-реки, покамест не будет взят стольный град булгарский!
— Как же так? — растерялся Еруслан. — А яз мыслил. ..
— На то моя воля! И она должна быть исполнена без единого слова! Понял, брат Еруслан?
— Сполню, раз велишь, — понурился богатырь.
— А варанги с ханом Олугардом где будут? — с кривой усмешкой спросил Харук-хан русского воеводу.
— Со мной пойдут!
— О-о! Понимаю. Ашин Летко хочет, чтобы красавица Альбуда-нисо всегда была рядом с ним!
Лицо воеводы вспыхнуло жаром.
— Не смущайся, брат. Я не хотел тебя обидеть. И я когда-то был молод, и мое сердце сгорало в пламени любви. Я это потому сказал, что хотел одарить ваш союз с ханшой Альбуда-нисо. Вот возьми. — Хан протянул руссу браслет с пятью вкрапленными в золото жемчужинами. — Это дар от меня твоей невесте.
— Благодарствую, князь! — склонил голову Летко.
— А это тебе! — Харук-хан подал воеводе массивный серебряный перстень с печаткой из черного камня: на печатке красовались три золотых таинственных знака. — Это кольцо самого пророка Сулеймана. — Хан значительно поднял вверх указательный палец правой руки. — Пока этот волшебный дар на твоей руке, все злое и пагубное отринется от тебя прочь. Стрела врага пролетит мимо, и меч не коснется твоего тела, яд вскипит и станет безвредным около кольца Сулеймана Ибн-Дауда!
— Благо твое не забудется, князь! — снова поклонился Летко. — Чем мне отдарить тебя?
— Зачем отдаривать? Это на свадьбу тебе от меня...
Когда совет закончился и Летко с Ерусланом вышли из шатра, мимо них пролетел на лихом поджаром коне статный всадник в богатой одежде. Он оглянулся, осклабился, и лицо его Летке показалось странно знакомым. Русс вгляделся пристальней, но наездник исчез в низине неподалеку и только пыль еще стояла в воздухе.
— Ты чего?! — окликнул воеводу Еруслан. — Аль знакомца повстречал?
— Да... Н-нет... Пошли!
Летко напряг память, но тщетно.
«Забудь!» — приказал он себе. Но все время, пока они шли к берегу, садились в челн, переплывали реку, странно знакомый всадник не уплывал из памяти.
— Кто таков? Козарин, печенег, ка... Бес с ним, — бормотал русс вполголоса. — А все-таки... Нет...
На другом берегу, сияя очами, встретила их Альбида.
— Мой храбрый росс! — шагнула она к Летке, и тот сразу забыл про всадника. — Мой любимый, я хочу посмотреть на праздник скотоводов. Ты обещал мне!
— Да, лада моя. Нынче почестей пир будет у князя Харука. Он ждет нас всех в шатре своем.
— Ой, как славно! — захлопала в ладоши Альбида.
— А это тебе подарок от властителя козарского, — передал ей золотую безделушку Летко.
— Какая прелесть! Таких браслетов я еще не видала!
— Деяние умельцев агарянских, — сказал Еруслан. — Только они могут так точить злат камень. Сказывают, правда, и козары в Итиль-граде тож делают...
И вдруг опять в сознании Летки всплыло бородатое свирепое лицо с оскаленным в улыбке ртом.
«В Итиль-граде, што ль, встречались?» — пытался вспомнить русс. Но видение исчезло, а память опять ничего не подсказала ему.
— Что с тобой, милый? — встревожилась Альбида. — У тебя было такое страшное лицо. Я чем-то огорчила тебя?
— Нет, лада моя. Не ты виной тяжким думам моим, а дела ратные. Прости.
— Понимаю... Да, совсем забыла, отец просил тебя прийти к нему.
— Добро! А покамест готовься к пиру козарскому. Скоро поплывем ко князю Харуку. Вон уж и солнышко на закат поворотило.
— Ой, и правда!..
Прежде чем ехать на Харуков пир, Летко Волчий Хвост долго говорил с Ерусланом. Все мысли свои о предстоящих событиях и как подчинить эти события своей воле, воевода высказал простодушному герою:
— Знай, Еруслан, Руси Святой не к делу Булгарию зорить! То козарам все одно. А нам царя Талиба пугнуть надобно, штоб он навек забыл дорогу в наши пределы. Нам крепкий мир с булгарами надобен!.. А ежели промыслом нашим вся земля их огнем да кровью зальется, тогда ненависть взрастет на испепеленных полях булгарских и станут люди стороны сей вечными врагами Руси!
— Понял яз теперича, брат Летко, што к чему, — ответил ошеломленный богатырь. — Вот оно как? А яз и мысль ранее не держал, пошто князь Харук дело к себе поворачивает. Будь покоен, ни одного козарина не пущу через реку.
— То-то. А што до одного града Булгара, так его разорить к делу будет. Раз то столица алиханова, так один Талиб и убыток понесет. Это кара ему за поход на Русь!
— Да-а! — покачал головой Еруслан. — Ну и голову дал тебе Перун! Да ты почище императора ромейского мыслишь!
— Не хвали. То мысли не только мои. Так повелел сам Святослав-князь.
— Вестимо, што князь. Но и ты...
— Ну хватит. Пора на пир собираться. Облачись в наряд красный, как руссу достойно.
— А-а, так пойду, — отмахнулся Еруслан. — Яз нонче хочу с козарскими силачами потягаться. Давненько не тешил силушку молодецкую. В Царь-граде не ведают толку в борьбе, потому супротивников, равных себе, яз не нашел в земле греческой. А у козар ухваткие есть робята, мне под стать. И побратим мой, агарянин Назар-бек, хочет в потешном поединке сойтись с кем-нито.