Стретч - 29 баллов
Шрифт:
Как бы то ни было, Люси одумалась довольно быстро («Кажется, Том как раз получил первый чек на крупную сумму?» — «Нет-нет, Фрэнк, ну зачем ты так?»), и нам пришлось пройти муторную процедуру искупления. Мы договорились встретиться в пабе, «где нас никто не знает», и Люси долго и тоскливо нудила о том, как она виновата, в каком она смятении и как она только могла подумать об измене Тому. Люси объясняла свое помешательство чрезмерной увлеченностью Тома карьерой, в которой ей не было места по определению. Она говорила, что хотела почувствовать надежное плечо, и, мол, я ей это чувство доставил. Выходит, весь эпизод был криком о помощи — как заведомо неудачная попытка самоубийства. Самоуважения мне это
Видимо, она получила то, что хотела, потому что всего через несколько месяцев они поселились вместе, и Люси больше никогда не упоминала тот момент сомнений или паники, или что это было. Теперь они обзавелись «конюшней», купаются в самоуверенности и деньгах, ждут ребенка и незыблемы как скала.
Когда меня начинает доставать беспечная легкость, с которой Том идет по жизни, я, ужасаясь собственным побуждениям, вызываю из памяти причудливую авантюру с Люси. Получи, малыш, ниже пояса. Когда Том особенно оживлен и самодоволен, когда возносит до небес Люси, вот как сейчас, я смотрю на него в упор и думаю: «Эх, Том, Том…» — и скрепя сердце двигаю дальше.
240 фунтов в месяц
После обмывания беременности Люси если кто и нуждался в няньке, так это я. Слава богу, у меня имелся Генри, сосед по квартире, ее же владелец и постоянный источник строгой мужской заботы. Генри Стенджер всегда набирал хороший балл. Он, вне всяких сомнений, преуспел в жизни больше меня. Вот его расклад:
Итого: 59 баллов. Совсем неплохо!
Генри был милосерден в то утро, правда, он был милосерден в любое утро.
— Ну, поведай теперь свою версию событий. — Генри присел на краешек кровати с большой кружкой чая в одной руке и узловатой самокруткой в другой. Длинные вьющиеся волосы были, как обычно, заправлены за уши.
— О-о черт. Генри, я опять что-нибудь натворил?
— Есть такое дело. Том только что звонил, спрашивал, как ты и был ли у врача.
— У врача?
— У тебя над правым глазом приличная шишка, а на подбородке — засохшая кровь. Говорят, что ты в каком-то стильном ресторане дал в морду банковскому менеджеру Колину, наблевал в раковину от Филипа Старка [21] , бодался с унитазом, а затем, обняв его, пытался заночевать прямо в сортире. Том опасался, что таксист сдаст тебя в травматологию — в таком ты был состоянии.
21
Известный дизайнер.
— О боже, действительно натворил. И это, конечно, не все?
— Конечно. Но ты еще не готов выслушать всю историю до конца. Вот, выпей пока чаю.
Лежа на спине, я пребывал в том золотом промежутке между сном и прозрением, когда кажется, что жестокое похмелье, может, и не наступит. Я приподнялся, опершись на локоть, чтобы взять кружку, и мне немедленно захотелось вернуться назад в этот промежуток.
— О боже, о-о-о боже, ой-ой-ой…
— Похмелье? Эта штука не поможет? — Генри повертел «козью ножку» в пальцах с обгрызенными ногтями. — Специальный рецепт «проснись и пой» от Генри — две части мягкого гашиша и одна часть свежей травы в гильзе из-под «Мальборо лайт».
Я, поколебавшись, отказался. Вкус во рту был такой, словно я всю ночь ел угли из костра.
— Не, Генри, спасибо. Лучше тост.
— Какие проблемы, командир? Будет тебе тост.
Генри исчез, а я попытался сложить
Ой, нет, я, кажется, заставил Люси вынуть блузку из юбки, чтобы, встав на четвереньки, послушать, что у нее там в животе. Было? Точно, было. Вроде бы я также шептал ей на ухо (пожалуйста, скажите, что это неправда), что всегда был в нее влюблен. А потом… У меня вырвался жалобный стон, прервавший поток кошмарных воспоминаний. Когда на следующее утро после бурной ночи меня пронзало раскаяние, я, пока не закончится весь этот ужас, обычно погружался в судорожное, вымученное, бессмысленное веселье в духе песенки «Быть мне счастливой» [22] . На этот раз Кайли не помогла. Тут вернулся Генри с тостами.
22
Песня Кайли Миноуг из альбома «Кайли».
— Да, Стретч, боюсь, дела обстоят совсем скверно. Тебе следует подумать, как загладить вину перед Люси, но Том, кажется, тебя простил. Ешь пока, думать потом будешь.
Я взглянул на будильник. Одиннадцать тридцать! Я лихорадочно попытался выбраться из кровати, но добряк Генри толкнул меня обратно.
— Не суетись. Я позвонил в «О’Хара» и сказал им, что ты поскользнулся в душе, схлопотал легкое сотрясение мозга и явишься на работу только вечером. Они очень сочувствовали.
— Генри, у меня нет слов.
— Тост.
— За Генри!
— За Фрэнка! А теперь ешь, вставай и совершай омовение. Нас ждет курс универсам-терапии.
Я снял девятину квартиры Генри год назад, откликнувшись на объявление в «Стандард». До этого я два года жил в Брикстоне, в доме, где беспрестанно менялись жильцы. Дом по адресу Геффен-роуд, 53 претерпевал мутации и в то же время оставался верен себе, подобно лодке философа, которая после постепенной замены всех досок обшивки была одновременно и прежней, и новой. Каждый год менялись один-два жильца, каждую неделю повторялся цикл краж еды из холодильника и груд грязного белья из прачечной. В остальном время словно замерзло и уходило по пустякам. Работа то тут, то там, перебор с травкой и телеящиком, а вот нижнего белья было слишком мало, чтобы тратить целых шесть минут на поход в автоматическую прачечную. Все в том доме покрывал слой въевшейся грязи. Я дожил в этом доме до конца позднего периода отношений с Мэри.
Но я там никогда не хандрил. Более того, был убежден, что жизнь у меня вполне сносная. В конце концов, я прожил в доме столько, что он превратился в мое личное феодальное поместье. Я монополизировал кресло, удобнее всего расположенное перед телевизором, и мог выбирать время, когда заваривать чай на кухне. Наш незлобивый хозяин-испанец даровал мне право последнего слова при отборе новых жильцов. Как-то раз, надеясь на «мон амур» по выходным, я разрешил поселиться в доме двум девчонкам-француженкам. Не прошло и месяца, как они съехали, придя в ужас от затхло-желчного британского духа этого жилища. Их сменили торговавший рекламной площадью король самокруток из Йоркшира и парень, пытавшийся сделаться богатым, восстанавливая «фиаты 500». Жизнь в доме снова пришла в норму, но последний тип переполнил чашу моего терпения. С вечной грязью я еще мог мириться, но промасленный блок цилиндров в ванной и ржавая выхлопная труба с глушителем, пролежавшая в коридоре два месяца, — это уже было слишком. Никто не возникал по этому поводу, никто, похоже, даже не замечал, что дом превратился в помесь автомобильной свалки и скульптурной галереи, поэтому я решил, что с меня хватит, и начал подыскивать новое жилье.