Стретч - 29 баллов
Шрифт:
Сорок восемь фунтов и ноль мелочью
Брайан раздавал рождественские премии с видом волхва, приносящего дары младенцу Иисусу. Торжественная церемония проходила в час дня, холод стоял собачий. Я только что вышел на работу после освежающего новогоднего перерыва. Шмыгая носом, я стоял у мусорных баков и сочинял в уме загадочные, злые, но исполненные изящества прощальные письма.
Когда я мысленно примерял так и сяк фразу «когда мужчина обязан откликнуться на зов совести», меня за плечо тронул Брайан:
— Как дела, шеф?
— Привет, Брай.
Тот фыркнул и сунул руку во внутренний карман уродливого двубортного
— Мы думаем, шеф, что ты неплохо поработал в прошлом году, поэтому Барт подкинул пару фунтов сверху. Купишь себе что-нибудь.
— Какого черта, Брай. Не смущай меня. Ты же знаешь, для меня это не просто работа, я тружусь из любви к делу.
— Да? Ну, все равно. Как я сказал, он подкинул пару фунтов сверху.
Еще раз фыркнув, он сунул мне в руки небольшой желтоватый конверт и свалил, — наверное, оседлал верблюда и уехал обратно на Восток Смешно, но Брайан жил в Лейтоне [68] , получилось складно.
Я не знал, чего ждать. В прошлом году премия составила тридцать семь фунтов пятьдесят пенсов (написанная прописью, эта сумма выглядит внушительно, словно на нее можно месяц кормить семью из четырех человек). Может быть, стольник? Стольник с полтиной? Любая сумма отсрочит мою встречу с «Биг ишью» [69] еще на неделю. Я потрогал конверт и услышал досадный звон монет.
68
Восточный район Лондона.
69
Газета, издаваемая бездомными для бездомных.
Сорок восемь фунтов. Сорок восемь фунтов ничтожны даже прописью. Даже если написать «сорок восемь фунтов и ноль-ноль пенсов», все равно выглядит ничтожно.
lb48.
И это — за три недели усмирения «вуебков», когда «О’Хара» делал по две штуки в день. Это означало, что я, менеджер, дирижер, укротитель, великий визирь и чемпион поглаживания чужих самолюбий получил за свои труды одну тысячную рождественской выручки заведения. Построим обычную дробь: 1/1000.
Что-то пафос не оправдывается. Попробуем дробь десятичную.
0,001.
Сорок восемь фунтов.
Я сунул деньги в карман джинсов и бросил взгляд на мусорные баки. Сколько часов я потратил, глазея на эти баки? Меня вдруг захлестнул прилив нежности. Баки стояли рядком во дворе, в них бросали капустные очистки и куриные кости, а они самоотверженно подставляли дождям рифленые крышки, — умиротворяющая и грустная картина. Я тихонько заговорил с ними:
— Ребята, я скоро уезжаю. Больше вы меня не увидите. Но не волнуйтесь, я буду вас помнить. Вы — хорошие ребята. Уважаю вашего брата, стоите себе, делаете свое дело и никогда не жалуетесь. Примите мою личную благодарность. Не поминайте лихом, ребята.
Я сунул в рот догорающий окурок, встал по стойке смирно и отдал бакам честь с преувеличенной серьезностью морского пехотинца, покидающего стены Вест-Пойнта.
После этого я залаял, как делают морские пехотинцы, отвечая сержанту: «Так точно, сэр. Сорок восемь фунтов, сэр. Никак нет, сэр. Сорок восемь фунтов и ноль пенсов, сэр. Так точно, сэр».
Повернувшись на каблуках, я строевым шагом прошел на кухню, мимо Паоло, который, как всегда, читал «Газетта
Рождественское фиаско решило вопрос с Сэди, по крайней мере перед ней вопрос уже не стоял. Щекочущее обещание «в другой раз» легко дается и легко забывается. После Рождества обмен словами происходил учтиво, но как бы через трехметровую ледяную пропасть. По виду Сэди можно было понять, что в мыслях она далеко-далеко и я фигурирую в них не больше, чем фартук, который она надевает перед сменой.
Я вертел фразу «в другой раз» и так и сяк Ведь «в другой раз» означает «в другой раз», не правда ли? Не «никогда», не «забудь даже думать об этом» и не «я с тобой не буду больше разговаривать, кроме как о том, в какую смену выходить». «В другой раз» означает «скоро» или хотя бы «когда-нибудь». Вот что значила для меня ее фраза, когда я собирался покинуть этот жестокий, рациональный, помешанный на гешефтах город. В другой раз. Когда-нибудь. Скоро.
Теперь покинуть Лондон было легче легкого. Шесть лет, сотни недель, тысячи утренних часов я просыпался под непроницаемым небом большого города, и теперь все это со скоростью света съеживалось в исчезающую точку. Я оставлял позади только вещи со знаком минус: бывших друзей, несуществующий дом, так и не набравшую силу любовь, долги по кредитам. Я выеду из города под аккомпанемент астральной тишины. Так антиматерия покидает черную дыру. Нет ничего тише этой тишины.
В последнюю неделю я отработал все возможные сверхурочные, пытаясь довести беженский бюджет до тысячи фунтов. В последний день, пятницу, когда выдавали зарплату, я прихватил еще сорок фунтов чаевых из кассы. Эти чаевые заработала Сэди. Не повезло девушке. Когда-нибудь верну — в другой раз.
Я вышел на улицу с бесстрастным лицом, какое бывает, когда человек желает скрыть дурные намерения. Я уходил без сожаления, и на то было много причин.
Меня остановил Тони Линг, притормозивший у бордюра. Высунувшись из своей «лагуны», он спросил:
— Фрэнк, ты куда?
— Уезжаю.
— Мне еще кассу снимать.
— Валяй.
— Куда уезжаешь?
— В восточную часть Иво Джимы [70] , приятель.
— Куда-куда?
— Я весь кончился, с меня достаточно, я, извиняюсь, пойду…
70
Японский остров, место последней ожесточенной битвы между японскими и американскими солдатами в 1945 г.
— Подожди! Ты Барту сказал?
— А ты как думаешь? Если он хочет меня перехватить, пусть попробует, так ему и передай.
— А как же сейф? У меня ключей нет.
Я вынул связку ключей и бросил ее в открытое окно машины:
— Можешь ощипать его, Тони, как тебе захочется.
Тони рассмеялся, обнажив хищно блеснувшие зубки, и резко повернул в переулок Не вовремя я с ним встретился. Тони — явный прихвостень босса.
Ну да ладно, мы вперед, а им — не по пути.
Я приехал домой в три и с облегчением обнаружил, что Генри и Лотти еще не вернулись. Первым делом я подсчитал наличность. С середины декабря я жил на пиве и сигаретах и не мог припомнить никаких других расходов, кроме подарка Сэди и бензина. Ликвидность выглядела неплохо: