Стретч - 29 баллов
Шрифт:
Мне не нравилось, когда Дебби танцевала под попсовые видеоклипы и, подражая дутым звездам, вскидывала юбчонку, прикладывала палец к щеке и скрещивала руки на тощей груди. Я представил, как через пять лет она будет сидеть на автобусной остановке у паба — волосы кое-как осветлены, в руках сигарета и бутылка самогона, — целуясь взасос с местным самогонщиком.
Да я и есть для нее гребаный дедушка.
Надо бы помочь ей как-нибудь. Но чем? Что я мог предложить кроме добрых намерений и старой настольной лампы? И-эх.
Я не встречал более увертливого, игривого и прелестного зверька, чем она. Дебби была сексапильна до неприличия.
Я понятия не имел, как себя вести с девятилетней девочкой. Что можно, что нельзя? Чтение газет во время обеденного перерыва в «О’Хара» не пошло впрок — я чувствовал себя в присутствии Дебби скованно. Изо дня в день газеты кормили читателей историями о растлении детей, смакуя детали, кто с кем и как, где, под чьей опекой, как часто, под каким предлогом. Они вызывали у меня страшную досаду. Я не подпускал Дебби слишком близко и смахивал ее со своих коленей, точно случайного паучка. Сью находила лишний повод придраться к бедняжке: «Ты что придумала, оставь дядю Фрэнка в покое, вечно к нему липнешь, иди сюда, перестань кривляться…»
Больше всего мне хотелось сгрести Дебби в охапку и звонко поцеловать в нос. А как же внутренние тормоза? А социальные работники и полиция на что? Чертова «Дейли мейл». Гадская «Сан», чтоб она сгорела. Они не только отнимали детство у детей, но и лишали радости общения с детьми доходяг вроде меня.
Я часто помогал Дебби делать домашние задания. Она была смышлена, но порхала от предмета к предмету как бабочка. Больше всего ей нравилось делать «проекты», материал она брала из программ телепередач, я помогал ей вырезать из журналов и наклеивать в тетрадь картинки. Руки у меня как крюки, и Дебби могла запросто обойтись без моей помощи, однако, по неизвестной мне причине, она считала мое участие важным. Кроме того, домашние задания готовились за столом или на полу гостиной, и дистанция между нами исключала дурные мысли или неправильно понятые действия.
Однажды вечером мы вырезали и вклеивали картинки птиц из старых журналов, которые ей дали в школе. Дебби то и дело пыталась мазнуть клеем по лицу Бена, а тому это даже нравилось. Бен в ответ громко комментировал ее интрижку с Кейтом Моттерсхедом.
С Беном я не сблизился ни на шаг, его родителям, похоже, это тоже не удалось. Любой диссонанс приводил Бена в восторг, он был счастлив, когда ему не мешали создавать шум. Жизнь в доме протекала на фоне непрерывного грохота, визга, завываний и подражаний полицейской сирене. На прогулке, когда не было под рукой ударных инструментов, Бен просто орал. Поначалу, пока я сохранял заблуждение, что Беном можно управлять, он приводил меня в изнеможение, но постепенно я привык и стал обращать на него не больше внимания, чем на мелкое недоразумение вроде назюзюкавшегося дядюшки на свадьбе.
Мюррей пребывал в жутковатом спокойствии и почти полной неподвижности. Сью постоянно наблюдала за ним краешком глаза. Я провел у них почти месяц,
Я понял, почему Билл отделяет Мюррея от других в своих списках. С Дебби и Беном Билл вел себя отстраненно, зато проводил много времени с Мюрреем. Он сидел перед ним на полу и бормотал что-то ободряющее или просто смотрел на него, как выходящий из транса художник, завороженный собственным творением. Мюррей был ни на кого не похож, и Билл отдавал этой непохожести дань уважения и внимания.
С течением времени я начал замечать, что именно связывает Билла и Сью. Мне было жалко Сью — связь между ними держалась на ее преклонении перед Биллом, упорном нежелании признать, что он тоже может в чем-то ошибаться, хотя, с другой стороны, Биллу было так плохо, что нянька ему не помешала бы. Особенно Сью выпячивала его работу, постоянно твердила, что очень скоро он покорит Лондон. Билл только хмыкал и махал рукой в ответ. Сью была настолько бесхитростна и добра, что я устыдился своей первой реакции. С сексом она, возможно, завязала, но любви в ней оставалось еще очень много, а это, я думаю, самое главное.
Мы с Дебби лепили в тетрадь козодоев, Бен, навопившись и навизжавшись, впал в апатию, Мюррей свернулся калачиком перед телевизором, Сью, тихо напевая, варила грудинку, ее муж углубился в «Ист-Суффолк газетг», щелкая математические головоломки и загадки, Флэш глухо храпел в коридоре, — мы являли собой настоящую семейную идиллию.
Осталось семь сотен
Прошло три недели, и я почувствовал, что пора двигать дальше. От денег, добытых в «О’Хара» — чтоб они разорились, — оставалось семьсот фунтов. Если придется снимать квартиру, потребуются несколько сотен на залог. Неделя на поиски работы и еще неделя до первой получки — семьсот в аккурат равнялось нулю. Я заключил ненадежный мир сам с собой и решил возвратиться в Лондон. Настало время выплаты репараций и возврата долгов. Я даже убедил себя, что с Сэди все не так безнадежно, и мысль о ней больше всего прочего развернула меня лицом на юг. Сколько еще можно ждать «другого раза»?
Однажды после ужина Билл предложил съездить в «Гусей». Он был очень возбужден. Обычно он пребывал в скорбном и мрачно-невозмутимом настроении, но в тот вечер что-то явно выбило его из колеи. По дороге он то и дело принюхивался и барабанил по рулю мощными пальцами.
Только мы сели с пивом, как Билл приступил к делу:
— Фрэнк, я поговорил со Сью и хотел бы извиниться.
Пока ничего нового.
— За что?
— Ну, мы, вернее, я пригласил тебя в гости под ложным предлогом.
— То есть как? Для группового секса? Вступить в мунниты? Принести в жертву девственницу?
Билл заговорил с расстановкой, нагнув шею, уставившись в коричневое пиво:
— Я предложил погостить, потому что ты — моя последняя надежда. Я — ой, как неудобно-то, — мы были в отчаянном положении и подумали, что раз ты в Лондоне — у тебя еще в университете, помнится, имелись неплохие связи, — то мог бы помочь продать мои работы.
Господи, как он был, наверное, разочарован в тот первый вечер, когда я рассказал ему о моих собственных злоключениях.