Стретч - 29 баллов
Шрифт:
— В один прекрасный день ты забудешь о своих словах.
— Вряд ли.
Проезжая по Филдз, я заметил на скамье знакомую фигуру. Гордон! Под скамьей валялся мой беженский мешок На Гордоне был мой старый джемпер. Нет, какая наглость!
— Сэди, погоди.
Я отпустил ее руку, вышел и потряс Гордона за плечо. Он посмотрел на меня, прикрыв глаза ладонью как козырьком.
— Ты, мать твою, кто такой?
— Я — твой благодетель, Гордон. Ты чего здесь делаешь? Несчастная любовь, с работы уволили или просто пидорствуешь?
У Гордона был больной, одурманенный вид. Мне стало стыдно,
— Извини, дружище, возьми вот… — Я достал из бумажника и сунул ему в карман джинсов десятку. Голова Гордона камнем упала обратно на скамью. Сэди ничего не поняла.
— Кто это?
— Знакомый. Я где только не побывал.
Мы ступили на Нью-сквер. Площадь даже при сглаживающем углы солнечном свете выглядела старой, заброшенной и уединенной. Мне подумалось, что сочные, аккуратные газоны и опрятный вид делают ее похожей на квартал типовой застройки, но только восемнадцатого века. Надо будет приберечь эту шутку для Тома.
Сэди остановила меня, потянув за руку.
— М-м. Красиво. Совсем как в Оксфорде.
— Это там-то красиво?
— Нарядно, по-старинному, — сказала Сэди, выпятив губки, точно какая-нибудь почтенная сельская барышня.
— Я бы его своими руками сжег.
— Столько лет прошло, а великий поэт и враг толстосумов Фрэнк Стретч все еще гневается.
— Ладно, пошли уже, пока меня не стошнило.
Крестины проводились в часовне на Линкольнс-Инн, перед процедурой угощали выпивкой в каком-то склепе, коридоре или монастыре. Мы предъявили свои приглашения на входе церемонному старому аисту и, глубоко вдохнув, вошли внутрь. Зал походил на часовню, с церковного вида окнами, однако по стенам, высоко-высоко, теряясь в полумраке и пыли, танцующей в солнечном свете, висели портреты престарелых адвокатов. Либо костлявые как вобла, либо красномордые и раздувшиеся как рождественские гуси, лики на портретах наводили на мысль, что художник вволю поиздевался над судейским сословием.
Обстановка источала солидность. Тощие молодые богачки, толстые молодые богачи. Шум висел над толпой, точно низкое облако. Мы с Сэди неуверенно прошаркали в центр зала. Я как ненормальный тянул шею.
— Ты Мэри не видишь?
— Э-э, дай поглядеть, нет, пока не вижу.
— А Дэвида?
— Нет. Зато вижу Тома и Люси. Боже, как он поправился. На нем рубашка просто расползается.
— Я тоже постепенно поправляюсь.
— У тебя скорее даже забавный вид из-за сыпи после бритья и пятен крови на воротнике.
Я непроизвольно схватился за шею.
— Черт! Чего же ты мне сразу не сказала?
— Я только сейчас заметила.
— Может, подойдешь, поздороваешься?
Сэди задумчиво скривила губы:
— Пока не уверена. Рядом с ними сэр Чарльз. У меня от него мандраж.
Том хлопнул в ладоши, над толпой загудел его ГОЛОС:
— Внимание! Прошу минуту тишины. Прошу минуту тишины.
Том влез на возвышение в конце зала и пытался заставить толпу замолчать, по-дирижерски размахивая над головой руками регбиста.
— Перед началом церемонии Дэвид, который, как почти всем здесь известно, является крестным отцом Пейшенс, хотел бы сказать
Дэвид вскочил на помост и развел руками на манер проповедника.
— Хочу сказать спасибо всем за то, что согласились меня послушать, но, главное, я хочу поблагодарить Томаса и Люси за то, что они позволили мне сказать пару слов по случаю великого события в их жизни.
По толпе пробежала рябь неуверенных аплодисментов.
— Мне не только оказана высочайшая честь быть крестным отцом Пейшенс Фенисии Мэннион, но я также должен сказать, что сегодня я — воистину самый счастливый человек на земле.
Дэвид замолчал и озарил паству широкой улыбкой.
— Потому что сегодня утром… — пауза, — Мэри О’Салливан согласилась выйти за меня замуж.
На этот раз аплодисменты были более акцентированными. Кое-кто даже топнул пару раз. Самые придурковатые исторгли радостные вопли. Дэвид протянул руку, и я увидел Мэри. Она влезла на помост и обняла Дэвида — в точности как супруги политиков обнимают своих мужей после выступления на конференции. Сэди повернулась ко мне:
— Ты знал?
— Не-а.
— Что чувствуешь?
Я помолчал, пытаясь сообразить, что я чувствую.
— Чувствую себя превосходно.
На помост снова запрыгнул Том.
— Вот и хорошо. А теперь все в часовню.
Мы поплыли вместе с надушенной толпой. Я заметил несколько знакомых лиц и неискренне процедил «здрасьте». Чтобы не мешаться под ногами у других, пришлось отойти к заднему ряду скамей. Сэр Чарльз, проходя мимо, улыбнулся и насмешливо поклонился Сэди, меня он не заметил. Прошли Дэвид с Мэри. Дэвид сиял улыбкой религиозного целителя прямо в повернутое ему навстречу, умиленное лицо Мэри. Однако при этом он не забывал то и дело поправлять прическу.
— Сэди, что ты думаешь о Мэри?
— Я ее видела всего несколько раз.
— Обычно это тебе не мешает составить мнение.
— Если честно, она показалась мне пресной. И кажется, она сама понятия не имеет, чего ей надо. Еще мне кажется, что ее страшно раздражает, как Дэвид красуется на публике, но она не подает вида.
— Похожий портрет.
— Люси говорила, что они почти не занимаются сексом.
— У нас тоже такое было.
Сэди быстро обернулась:
— Правда?
— В самом конце. Но даже за пару лет до этого я завел привычку представлять себя с другой женщиной, чтобы войти в нужную кондицию.
— Господи, какой ужас.
— Да, прикольно. Я прошел через все стадии. Сначала- приходилось воображать, будто я в постели с Гарольдом Вильсоном [82] либо с дамами саксонского двора, чтобы не кончить слишком быстро.
— У тебя хоть когда-нибудь с ней получалось как надо?
— Полная гармония длилась всего дней десять в начале девяностых. После, чтобы спасти лицо, пришлось перейти на Николь Кидман и женщину из рекламы лифчиков.
82
Лидер лейбористской партии, дважды был премьер-министром Великобритании.