Стретч - 29 баллов
Шрифт:
Сэди захихикала, но тут же спохватилась:
— Да ведь Николь Кидман — рыжая!
— Когда ее трахал я, она была брюнетка.
— По крайней мере, теперь можно не волноваться.
— Не напоминай.
Гости на церемонии не заснули лишь потому, что выступление Дэвида неожиданно для него самого получилось комичным. Особенно в том месте, где он подавился собственной слюной. Я вытянул шею и попытался разглядеть, заметил ли Дэвид по жестам и позе Мэри, что он ее раздражает. Мэри держалась рукой за подбородок, тихонько постукивая по нему указательным пальцем. Руки в положении номер раз — «Мэри коробит
Хорошо-то как.
Когда все закончилось, мы с Сэди пошли погулять по Линкольнс-Инн-Филдз.
Она стрельнула у меня «Консул», зевнула и потянулась.
— Не так уж плохо.
— Могло быть хуже. Что собираешься делать дальше?
— В шесть у меня встреча с моим парнем.
— С кем на этот раз?
— Ты его еще не знаешь. Познакомились в клубе в четверг. Роджер зовут, подозрительное имя, но так вроде ничего. Диджеем, говорит, был, хотя нынче все так говорят.
— Ты время, я гляжу, не теряешь.
Сэди посмотрела на меня с притворным негодованием:
— Всего-то три парня за шесть месяцев.
— Надеюсь, леди, что вы соблюдаете осторожность.
— Соблюдаю. Никакого траха при первой встрече.
— Господи, Сэди. Это уж слишком. Мы только-только из церкви вышли.
Сэди грязно рассмеялась.
— А ты что будешь делать?
— Меня на вечер тоже пригласили, но я, наверное, не пойду. Надо статью закончить.
— О чем пишешь?
— Колеблюсь между заголовками «Действительно ли СМИ отупляют?» и «Шериф Гав против полицейского пса Вау из Гонконга: рассуждения о мультяшных сыщиках-собаках». Редактор хочет привлечь больше читателей от двадцати пяти до тридцати четырех, и я у него вместо лазутчика в тылу врага.
— В люди выбиваешься, Аргус Клапамский. Кстати, шериф Гав — это что за лабуда?
— Для детей лабуда.
Мы вернулись в Холборн и стояли, глядя друг на друга. Расставаться не хотелось.
— Где ты встречаешься с Роджером?
— На севере. В Хайгейте.
— Хорошо, тогда завтра увидимся дома.
— Точно.
Сэди обняла меня, и я растянул объятия на пару секунд. В них не было и намека на секс, если вы еще не поняли. Просто я таким способом говорил ей «спасибо».
— Кстати, Сэди, завтра у меня день рождения.
— Господи, чего же ты раньше молчал?
— Не хотел доставлять тебе хлопоты.
— Уж не ровно ли тридцать?
— Около того.
Она обняла меня еще раз.
— Надо что-нибудь устроить.
— Нет. Мы с Генри наклюкаемся и будем смотреть телевизор. Все уже приготовлено. Нельзя же ломать так тщательно составленный план в последнюю минуту.
— Ну тогда на неделе что-нибудь придумаем.
— Как скажешь.
Когда она уже повернулась уходить, я ее окликнул:
— Сэди, можно у тебя спросить?
Она обернулась.
— Что означало «в другой раз»?
Сэди встретилась со мной глазами. Мне всегда становится не по себе, когда женщины смотрят прямо в глаза. Обычно после этого они начинают резать правду-матку.
— В отношении того, о чем ты тогда думал, это означало «никогда в жизни», а в отношении моих собственных мыслей — «не сейчас, но довольно скоро».
— Объясни.
— Объясняю. Тебе, на мой взгляд, надо было остудить пыл. Мне с самого начала стало ясно, что из нас получатся
— Ясно.
— Я ведь была права?
— Пожалуй.
— Права, даже не сомневайся.
Еще как права. Мы с Сэди были не пара во всех смыслах — по годам, жизненной философии, психополовой моторике, темпераменту и особенно генетическим признакам. Первое впечатление меня не обмануло — Сэди была для меня чересчур хороша. У нее теперь тоже было похожее чувство: не то чтобы я слишком плох для нее, просто она не годилась на роль моей девушки. К тому же я ее совершенно не привлекал физически. Ну ни капельки. Такой расклад позволял нам оставаться вместе надолго, как рельсам. Рельсы уходят вдаль, вьются сквозь годы, никогда не сходятся, но и не расходятся. Друзья так друзья.
Сэди упорхнула в сторону Ковент-Гарден, в шикарном не по случаю наряде и с путаницей в голове. Ничего, разберется еще.
В пять я был уже дома и мог стянуть костюм. Запустив лэптоп, налил себе бокал вина и начал работать над колонкой. Писал я о телевидении, так уж само собой вышло. Во мне соединились все необходимые ингредиенты: пожизненная влюбленность в объект исследования, способность к мгновенным, едким суждениям, обостренное чувство юмора — все данные от природы. Платили гроши, еще меньше, чем в «О’Хара», но теперь я был принят в обществе (Тутинг, Уимблдон, дальние берега Кройдона). Похоже, из меня что-то получалось. Я медленно, месяц за месяцем, выплачивал долги, возвращая себе кредитоспособность. К сорока годам я разделаюсь с долгами окончательно и смогу начать жизнь сначала. В своих льняных брюках и спортивной рубашке я воображал себя ведущим нахрапистого американского телеканала. Эта мысль всегда меня заводила — на поверхности я дерзок и язвителен, а внутри скрываются проницательный интеллект и твердые принципы. Я достоин если не любви, то уважения. А еще, милые дамы, я большой затейник в постели.
К монитору была прилеплена одна из карикатур Сэди. На ней я с раскинутыми в стороны руками и широкой улыбкой, подпись гласила: «Фрэнк Стретч, 29 баллов, рейтинг растет». Несколько секунд я пошлепал пальцами по клавиатуре и остановился. Тщательная обработка, которую я прошел у Брайана, иногда отзывалась резкими болями в правой руке. Меня оставили в покое: наверное, они нашли Тони Линга. Представляю себе его состояние. Гнилые зубки, скорее всего, больше не портят ему внешность.
Я потряс рукой и отодвинулся от стола. Сам не понимаю, как мы умудрились засунуть шедевр Билла Тернейджа в эту квартирку. За столом можно было запросто рассадить население Сан-Паулу. Я позвонил Биллу весной, и он привез стол из Суффолка на своем фургоне для самоубийц При дневном свете Лондона, а также трезвом и незамутненном состоянии духа стол уже не производил прежнего подавляющего впечатления. По правде говоря, он был похож на дешевую мебель для веранды, но мне не хватило духу намекнуть на это Биллу. Судя по его виду, он мог запросто живьем выпилить у кого-нибудь печенку лобзиком. Я пригласил Билла на пиво и без обиняков признался, что читал его дневники. Билл не возмутился. Его ничто больше не возмущало, он ежедневно принимал лошадиные дозы антидепрессантов. Билл сказал, что они действуют, но вызывают аноргазмию.