Стрежень (= Юноша и машина)
Шрифт:
– Ты же сказала, что не хочешь больше видеть его.
– Да, но нужно было бы сказать об этом Верхоланцеву прямо. Как ты могла поступить так, мамочка?
– У меня не хватило духу!
– откровенно сознается Полина Васильевна, наблюдая за дочерью.
– Потом... потом я думаю, что проступок Степана не так уж страшен, как тебе кажется. Мне думается, что он искренний и честный парень.
– Мама, между нами все кончено!
– говорит Виктория, покачивая ногой и глядя на носок туфли.
– Все кончено!
Полина Васильевна молчит. Да, дочь резка, определенна, решительна,
Полина Васильевна предполагает, что Верхоланцеву не хватает выработанной упражнениями воли. Случай со стрежевым неводом, странные, в общем-то, отношения с этой Колотовкиной, сегодняшний приход к Виктории - все это немного настораживает. Ей хотелось бы, чтобы будущий муж дочери был более волевым, более сдержанным. Она не одобряет поступка Верхоланцева, прибежавшего к Виктории мириться. Степану надо было бы проявить выдержку, добиться, чтобы Виктория поняла ошибку и сама бы пришла мириться. Мужчиной надо быть!
Но Полина Васильевна понимает, конечно, что в отношениях Верхоланцева и Колотовкиной нет ничего обидного для дочери, и она уверена, что Степан искренне и горячо любит Викторию, - и вообще он неплохой парень. Недаром учителя ее школы хорошо отзываются о нем, а преподаватель литературы говорит, что у Степана чистая, возвышенная душа. Это тот самый преподаватель, который считает суховатыми сочинения Виктории.
– Ты все хорошо обдумала, Виктория?
– спрашивает Полина Васильевна, обнимая рукой дочь.
– В твоем возрасте иногда нужно менять решения.
– Я стараюсь не менять своих решений, - прищуриваясь, отвечает дочь. Ты сама меня учила этому.
– Да, учила...
– отвечает Полина Васильевна.
– Но мне кажется, что эти... отношения с Колотовкиной - мелочь. Они дружны с детства, соседи. Об этом стоит подумать, Виктория!
– Мама, ты учила меня быть твердой!
– Да, да...
– машинально произносит Полина Васильевна.
Да, она учила... А все-таки Степан ей нравится - о его семье в поселке отзываются тепло, уважительно; сам Лука Лукич Верхоланцев - один из тех людей, мнение которых дорого для нее.
Только сейчас Полина Васильевна понимает, что, открыв дверь Степану, она немного оробела. Пригласить юношу в дом она не могла потому, что боялась - Виктория наговорит бог знает что, а сказать, что дочь не хочет видеть Степана, у нее и на самом деле не хватило духа. Поэтому Полине Васильевне сейчас неловко и перед дочерью и перед собой за эту невольную ложь.
– Ты хорошо все обдумала, дочь?
– спрашивает она.
– Да!
– твердо отвечает Виктория.
– Давай говорить начистоту, мама!
– А как же еще?!
– удивляется Полина Васильевна.
– Разве мы с тобой говорим не откровенно?
– Откровенно, мама!
– успокаивает ее Виктория, поправляя оборки халата - приглаживает их пальцами, чтобы не топорщились.
– Мы с тобой говорим откровенно, но ведь есть такие вещи, о которых даже
– Например?
– скрывая беспокойство, спрашивает Полина Васильевна.
– Я не знаю таких вещей! Ты имеешь в виду любовь, отношения между девушкой и юношей?
– Нет, мама, это тебя может не беспокоить. Я имею в виду другое.
– Что же, Виктория? Говори!
– Хорошо, я буду говорить, - спокойно отвечает дочь, не замечая волнения матери, напуганной тем, что есть, оказывается, вещи, о которых Виктория думала, но не говорила ей.
– Вот я работаю учетчицей. Так?
– Конечно, так, - говорит Полина Васильевна.
– Я понимаю, что правительство поступило правильно, когда приняло решение воспитывать молодых людей в труде. У нас много еще белоручек. Но мне думается, что не всем это необходимо. Я бы, например, могла сразу пойти в институт и стать врачом. Ты же знаешь, я не белоручка. Так?
– Ну, так... Говори, говори!
– Но я вынуждена работать. Я понимаю, что это формально, но работаю, чтобы выполнить эту формальность. Ты понимаешь, я должна работать, чтобы не отделяться от других. Ты понимаешь меня?
– Говори дальше, - тихо просит Полина Васильевна.
– Я работаю для того, чтобы стать врачом. Глупо!
Смешно! Но формально необходимо. Вот ты обвиняешь меня в том, что я строга со Степаном. Говоря откровенно, он мне нравится. Он добрый, бесхитростный и сильный парень, но у него нет цели в жизни. Однажды я решила, что могу помочь ему стать человеком, стану заниматься с ним, работать. Он поступит в институт, станет человеком. Потом я увидела, что он не имеет воли, недисциплинирован, в общем, тот человек, который не может быть моим спутником. Может случиться, что Степан на всю жизнь останется рыбаком. А ведь ты сама меня учила, что человек должен стремиться к большому. Ты сама меня учила этому!
– повторяет Виктория, наклонясь к матери, которая отчего-то старательно прячет глаза.
– Что с тобой, мамочка?
– Ничего! Продолжай!
– твердо говорит Полина Васильевна, поднимая голову.
– Я все сказала, мама! Это лето многому научило меня. Признаться, я побаивалась, что на первых порах растеряюсь, но мои страхи были напрасны. Я могу работать, общаться с людьми. Я не хвастаюсь, если говорю, что у меня есть и воля, и настойчивость, и знание людей... Там, на песке, есть пьяница Тихий, так он побаивается меня.
– Почему побаивается?
– Я не либеральничаю с ним, как другие... Ты, мама, ведь тоже умеешь быть решительной. Ты у меня молодец! Потому и школа считается лучшей в районе.
– Что ты знаешь о моей школе?
– восклицает Полина Васильевна.
– Что ты знаешь о ней?
– Все знаю, мамочка!
Она знает все! А вот Полина Васильевна, оказывается, плохо знает дочь. То, что она наговорила сейчас, до того неожиданно и невозможно, что у Полины Васильевны начинает покалывать в сердце, кружится голова... Она, Виктория, выполняет формальность, она работает, только чтобы не отличаться от других, и она, Виктория, понимает, что говорит, коли предупредила, что об этом не принято говорить откровенно.