Стриптиз Жар-птицы

Донцова Дарья

Лида примолкла, потом глянула на меня.

– Вот такой у них разговор состоялся. Понимаешь? В деревне куча народа их ненавидит! Вот кто-то Дану из окошка и выпихнул!

Утром, около девяти, я, с трудом продрав глаза, позвонила в больницу, узнала, что в состоянии Даны изменений нет, спустилась на кухню, обнаружила у плиты Жозю и с укоризной сказала:

– Вчера дверь в дом осталась открытой!

– Да? – изумилась она. – Ну и ну! Я ее закрывала.

– И окно в бойлерной нараспашку

стоит, залезай, кто хочет! – не успокаивалась я.

Жозя растерянно заморгала:

– Да? Что такое бойлерная? Ты имеешь в виду гараж во дворе? В нем мой «Запорожец», но его без ключа не завести. Еще там стоят цветочные горшки и газонокосилка! Она, правда, старая, но отлично работает. Надо запереть помещение.

Я включила чайник. Увы, разум Жози день ото дня делается хуже. До возвращения Даны мне придется тщательно следить за порядком в доме, вечером лично закрывать все двери и окна, задвигать все запоры.

– Жозя, ты хорошо знаешь Евстигнеевку? – перешла я к иной теме.

– Конечно, – заулыбалась пожилая дама, – живу здесь… э… уж и не вспомнить, с какого года. Дом и участок Матвею Витальевичу выделили как профессору.

– У тебя тут много знакомых?

– Никого.

– Совсем?

– Абсолютно, – уверенно ответила старушка.

– Но как же так? – усомнилась я. – За столько лет вы ни с кем не подружились?

– Были когда-то приятели, – заулыбалась Жозя, – и чай вместе пили, и танцы устраивали… Но потом кто умер, кто переехал. А нынешних я не различаю, просто здороваюсь вежливо.

– Говорят, тут из старожилов осталась Людмила Захаркина.

– Кто? – переспросила Жозя.

– Людмила Захаркина, – повторила я.

У старушки на лице появилась озабоченность.

– Захаркина, Захаркина… И давно она в Евстигнеевке?

– Вроде очень много лет, живет в лесу, за речкой.

– Не припоминаю. Наверное, склероз начинается, – грустно заметила Колоскова. – А зачем тебе понадобилась эта Захарова?

– Захаркина, – поправила я. – Понимаешь, мне надо в город. Вот уеду, а ты одна останешься…

– Конечно, – засмеялась Жозя, – я никуда не убегу.

– Вдруг заскучаешь?

– Ну уж нет!

– Или захочешь чего… Просто я подумала, если Людмила твоя добрая знакомая, может, привезти ее сюда? Вместе вам веселее будет, и мне спокойней: у тебя компания, не затоскуешь.

Жозя поставила на стол чашку и сердито взглянула на меня:

– Это Данкина работа? Выставила меня маразматичкой? Не приспособленной к жизни идиоткой?

– Что ты! – замахала я руками. – Мне самой в голову мысль пришла. То есть не об идиотизме, конечно.

– Хватит! – буркнула Жозя. – Я не нуждаюсь в няньках! Как видишь, самым наилучшим образом сварила себе какао. Ничего не перепутала, не поставила кастрюльку в холодильник, водрузила на плиту. Спасибо за заботу! Меньше всего желаю видеть в собственном доме старух невесть откуда. Кстати, я расчудесно могу

жить в одиночестве, без тебя. Придумала меня пасти! Еще плакат на заборе повесь: «Жозя – дура». Кстати, хочешь чашечку какао? Я обожаю этот напиток и замечательно его варю. И вовсе не являюсь кретинкой, да!

– Прости, пожалуйста, – пробормотала я, – я глупость сморозила.

– Ничего. И не вздумай сюда мне подружек таскать, – уже спокойнее продолжала Жозя. – Недосуг мне с бабками болтать, птицы заботы требуют. Уезжай на работу, не беспокойся.

– Ладно, ты только двери запри.

– Днем? Вот уж глупость! В Евстигнеевке спокойно, – заявила старушка.

– Жозя, ты ведь пойдешь в птичник?

– Ну конечно.

– Вольерная расположена далеко от входа, там шумно. Вдруг злой человек проникнет в дом?

– Зачем?

– Обокрасть, например, захочет.

– У нас камеры! Вся деревня в курсе. Побоятся даже к калитке приблизиться, – торжественно объявила бабушка.

– Аппаратура давно сломалась, сейчас камеры – просто муляж, – парировала я. – Кстати, ужасно глупо не позвать мастера, не отремонтировать систему.

– Откуда ты знаешь? – изумилась Жозя.

– Случайно выяснила.

Я решила не сообщать старой даме о визите Лиды. Не стоит нервировать ее рассказом о том, как по ее дому ночью бродила новая невестка. Как только Дана поправится и выйдет из больницы, я немедленно посоветую ей не только исправить видеотехнику, но и уволить болтливую Зину, но пока пусть все течет по-прежнему. Жозя и так взбудоражена, ни к чему ей новые стрессы.

– Местные не полезут, – уперлась старушка, – им же ничего не известно.

– Кроме евстигнеевцев, имеются гастарбайтеры, бомжи, прохожие, – перечислила я. – Приметят добротный дом, перемахнут через забор, войдут в коттедж и похитят ценности.

– На камерах не написано, что они не работают. И у нас ничего особо ценного нет!

– Совсем? В любой семье есть хорошие вещи: серебряные ложки, ювелирные изделия, картины, статуэтки.

Я ожидала, что Жозя занервничает, вспомнит про птичку из платины и скажет: «Вилка, давай отвезем одну ценную вещь на хранение в банк!» Думаю, Лида больше не вернется в дом, элементарно побоится. С другой стороны, кто ее знает! А я не могу безвылазно сидеть на даче и работать сторожевым псом. Но Жозя повела себя иначе.

– Пустяки, у нас дома дешевый ширпотреб.

– Когда-то у Даны имелись красивые украшения. Вроде ты ей их и дарила, – наобум сказала я.

Старушка чихнула, потом с явным удовольствием отхлебнула какао.

– Было, да сплыло, – заявила она. – На какие деньги, думаешь, Дана бизнес поднимала? Пришлось продать цацки.

Я оказалась в сложном положении. Как я уже упоминала, не хотела тревожить Жозю, поэтому рассказать ей о визитах Лиды посчитала невозможным. Но птичка из платины очень дорогая вещь, ее следует спрятать подальше.