Стриптиз
Шрифт:
– Я принесла тебе немного жареного цыпленка, – сказала Рита. – Корочка – просто объедение.
Она поднесла ко рту брата холодную куриную ножку. Дэррелл откусил большой кусок и выплюнул косточку.
– Послушай-ка, у кого это был рак – у миссис Гомес?
– Нет, у ее мужа. Он умер в августе.
– Пари держу, что у нее еще остались его таблетки.
– Прошу тебя, Дэррелл!
– И они наверняка у нее в аптечке, в ванной. – Он поднял голову. – Рита, я скоро свихнусь от боли. Пожалуйста...
– Ты ведь уже спер у бедной старухи машину.
– Но ее муж ведь умер, верно? Значит,
– Но я даже не знаю, что искать.
– Демерол, дилаудид, кодеин – черт побери, тащи все, на чем написано имя этого старика.
– Хорошо. Но потом ты уйдешь, – решительно сказала Рита. – Ведь копы могут появиться в любую минуту.
– Уйду. Обещаю.
Ему нужно было кое-что еще, но он не мог попросить об этом сестру, потому что она ни за что не согласилась бы. Ни за что, никогда.
«Но ничего, – подумал Дэррелл, – я и сам знаю, где его искать. Альберто держит его там же, где и любой житель Майами: в „бардачке“ машины».
И притом заряженным. С полной обоймой.
Перенести ужин у губернатора на другой день удалось без каких бы то ни было трудностей. Будь мысли Малкольма Дж. Молдовски менее заняты возникшими проблемами, он заметил бы в голосе губернатора нотку облегчения. Что-то с желудком? Что ж, Малкольм, очень жаль. Позвони непременно, когда тебе станет лучше. Положив трубку, губернатор повернулся к находившемуся рядом помощнику и сказал со вздохом:
– Дай-то Бог, чтобы это была опухоль.
Направляясь в Тэрнберри-Айл, Молдовски в который раз прокручивал в голове все, что произошло, и пытался зацепиться хоть за что-нибудь. В конце концов, этот коп говорил только о слайде и о счете из гостиницы.
Объяснение по телефонному звонку из Миссулы найти можно. Можно сказать, что в тот вечер в доме были гости. Звонили они, звонили им. Нетрудно будет найти кого-нибудь, кто согласится (за деньги, разумеется) сказать: да-да, дайте-ка подумать... точно, какой-то родственник одного парня звонил из Монтаны, а парень-то здорово перебрал, он, похоже, так и не сообразил, с кем говорит. Как, вы говорите, его зовут? Я-то вообще только там с ним и познакомился.
С фотографией будет посложнее. Разумеется, этому проклятому кубинцу уже известна вся история, связанная с ним. Малкольм Молдовски яростно вцепился в руль, лавируя среди потока машин. Перед его мысленным взором снова и снова вставала одна и та же воображаемая, но в недалеком будущем, возможно, вполне реальная сцена...
Конгрессмен Дилбек, одетый только в боксерские трусы и широкополую ковбойскую шляпу, жалкий, подавленный, стоит на носу яхты.
Сержант Гарсиа, с хитрым видом попыхивая сигарой, ходит вокруг него кругами, как голодная пантера, помахивая в воздухе кодаковским слайдом и обстреливая конгрессмена вопросами, один страшнее другого, с такой скоростью, что Дэвид Лейн Дилбек не успевает придумать правдоподобных ответов.
Дилбек путается, дрожит, вот-вот расплачется. Да, сержант, это я изображен на снимке. Я, с бутылкой из-под шампанского в руках. Поймите, умоляю, я не совсем здоров. Я не в состоянии сам контролировать свои животные потребности,
Молдовски прибавил скорость. Чтобы хоть чем-то утешиться, он повторил себе, что Дилбек понятия не имеет о судьбе, постигшей обоих шантажистов – Киллиана и адвоката. Конгрессмен не знает, какие жестокие меры пришлось принять ради того, чтобы спасти его от скандала. Этот настырный кубинец может трепать его целый день, но так и не узнать ничего. Вообще-то говоря, Дэвиду Дилбеку, если его прижать, есть – и немало – в чем сознаваться, но убийство среди совершенных им преступлений не фигурирует.
У развязки Голден-Глейдс движение застопорилось: грузовик, груженный известью, врезался в опору. Молдовски рычал, сыпал проклятиями, скреб своими тщательно отполированными ногтями по крылу машины. Он не мог понять, почему сержант Гарсиа так интересуется утонувшим рыболовом и убитым адвокатом. Ведь оба эти случая подлежат юрисдикции графства Броуорд, а отнюдь не графства Дейд. Что нужно этому проклятому кубинцу? Какую цель он преследует? Откуда подобная наглость – взять и вот так вломиться к нему, Малкольму Дж. Молдовски, даже не дав себе труда создать хотя бы видимость учтивости и должного уважения? Просто явился и смешал его с дерьмом – его, Малкольма Дж. Молдовски – так, словно лично заинтересован в этом деле.
Машины, стоявшие впритирку друг к другу, время от времени получали возможность немного продвинуться вперед – чуть-чуть, на считанные дюймы. Это просто бесило Молди, доводило до отчаяния. Для разрядки он изо всех сил врезал обоими кулаками по клаксону. Из окошка впереди стоящего трейлера высунулась молодая кудрявая женщина и погрозила ему пальцем. Сидевший справа от нее мужчина выставил в свое окошко дуло охотничьего ружья, предлагая таким образом раздраженному коротышке вооружиться терпением и угомониться.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Молдовски включил радио и попал на программу, в которой ее очередной гость – им оказался Элой Фликмэн, соперник Дилбека от республиканской партии – в прямом эфире отвечал на звонки слушателей. Молди немного успокоило то, что он услышал. Фликмэн ратовал за принудительную перевязку фаллопиевых труб всем матерям-одиночкам, обращающимся за талонами на бесплатное питание. Другому звонившему он заявил, что нарождающаяся индустрия Кубы отвлекает слишком много посетителей-европейцев от Майами, а посему только прямой ядерный удар по Гаване способен отвратить экономическую угрозу, надвигающуюся на США. «Отлично, – подумал Молдовски. – Если дело пойдет так и дальше, то победа на перевыборах Дилбеку обеспечена. Если только ничего не просочится на первые полосы газет».
Пробка понемногу начала рассасываться. Малкольм Молдовски нашел станцию, передающую классическую музыку, и попытался расслабиться. В конце концов, его сегодняшняя миссия не так уж и сложна: увезти конгрессмена с яхты Рохо, куда подальше от всех голых баб на свете.
Если же детектив доберется туда первым, тогда... Возможно, чек на крупную сумму решит все дело. Возможно, именно этого он добивается.
Молдовски от всей души надеялся, что все обстоит именно так: это здорово облегчило бы ему жизнь.