Стриптиз
Шрифт:
– Возможно, вы захотите связаться со своим адвокатом? – спросил Гарсиа.
Молдовски жестко рассмеялся.
– Не говорите глупостей!
– Выбор за вами, – пожал плечами детектив. – И еще один вопрос, chico. Где я могу найти сегодня вечером Дэвида Дилбека?
– Понятия не имею.
– Серьезно? А мне рассказывали, что он и задницы себе не подотрет без вашего позволения.
И тут Молдовски наконец не выдержал. Он орал, топал ногами, метался по квартире и клялся, что Элу Гарсиа
– Что ж, – отозвался Гарсиа, – вы ведь вроде человек довольно влиятельный.
– Это уж точно!
– А я, значит, оскорбил вас?
– Значительно хуже, чем просто оскорбили, сержант.
– В таком случае, прошу принять мои самые искренние извинения. – Гарсиа поднялся. – Я сам найду конгрессмена. – Он поправил сбившийся на сторону галстук Молди. – Вы выглядите на миллион баксов. Вот только одеколон у вас... Вполне годится, чтобы морить москитов. – И уже на полпути к двери добавил, обернувшись: – Лично я предпочитаю запахи американского производства.
Как только дверь за детективом захлопнулась, Малкольм Молдовски ринулся к письменному столу и схватился за телефон – символ и до сих пор неизменно надежное орудие его власти, ныне предавшее его. Прикосновение к трубке, привычное ощущение ее тяжести в ладони немного успокоили его, но он не был уверен, что именно следует предпринять в качестве следующего шага. Кому позвонить, за какую ниточку дернуть, чтобы разобраться с этой чудовищной неувязкой? Кто обладает достаточной властью и возможностями, чтобы уладить подобное дело?
Никто, мрачно сказал себе Молдовски. Труп адвоката обнаружен, убийственно компрометирующая фотография – тоже. Сейф был открыт, опустошен, затем снова открыт, и доказательства возвращены на место. Самое ужасное – это карточка из «Ролодекса». Этот подонок Гарсиа – еще и юморист.
Взгляд Молдовски упал на портрет великого человека – Джона Ньютона Митчела: полуопущенные веки, надменная улыбка на полном лице. Как поступил бы он, старый мудрый лис? Поставить перед этими ублюдками каменную стену – так он говорил. Ну, разумеется. Ничего не признавать за собой, все отрицать. Это неплохой вариант, и он мог бы сработать. Уотергейт лопнул бы, как мыльный пузырь, если бы... если бы Никсон, это гном-параноик, прислушивался к советам умных людей.
«Господи Иисусе, – подумал Молдовски, – ведь я должен найти Дилбека раньше, чем этот проклятый кубинец».
Он набрал личный номер конгрессмена. После двух гудков в трубке раздался голос автоответчика. Молдовски оставил краткое сообщение, но без каких бы то ни было инструкций – это еще больше сбило бы с толку Дэвида Дилбека. Затем Молди попытался разыскать Эрба Крэндэлла в Атлантик-Сити, но ни в одном из крупных отелей в списках постояльцев он не значился. Или Крэндэлл
Молдовски почувствовал, как что-то холодное и тяжелое начинает давить на сердце. Он положил трубку на место и потянулся к ключам от машины. Когда Дилбек встречается с этой стриптизершей? Не сегодня ли вечером?
Глава 28
Эрин приехала в «Розовый кайф» с подарком для Моники-старшей – полупрозрачной шелковой блузкой от Неймана.
– Прости за вчерашнее, – сказала она. – Дэррелл есть Дэррелл. Он безнадежен.
Блузка понравилась Монике-старшей, и она надела ее поверх сценического бюстгальтера.
– Она просто прекрасна, Эрин!
– Но не для работы. Она для того, чтобы покрасоваться перед кем-нибудь... особенным.
– Особенным? Эх, хорошо бы! – Моника повертелась перед зеркалом. – Угадай, кто сидит там возле бассейна? Гэррик Атли!
– Но ты не можешь выступать в рестлинге, – воскликнула Эрин. – У тебя же поранена рука.
– Буду надевать розовые вечерние перчатки – до тех пор пока не заживет. Мистер Орли говорит, что в них я вылитая Мейми ван Дорен. – И далее Моника-старшая поведала Эрин о неудачной встрече Урбаны Спрол с братьями Линг.
– Жаль, – заметила Эрин. – Я всегда слышала, что с ними надо держать ухо востро.
Моника-старшая ввела Эрин в курс и других новостей. Мистер Орли опять втихаря понизил температуру в зале до шестидесяти восьми градусов, чтобы у танцовщиц на сцене лучше торчали соски. А кроме того, Сабрине, знаменитой тем, что она меняла парики, как перчатки предложили три тысячи долларов за участие в порнографическом фильме, который должен был сниматься на одном из местных пляжей.
– И она согласилась, – сообщила Моника-старшая.
– А где она сейчас?
– Где-то тут. – Моника-старшая сняла обновку и аккуратно повесила ее на «плечики». – А ты что-то слишком уж одета. Я пойду туда и скажу ей, что ты здесь.
Вскоре появилась Сабрина, как всегда, ровная и доброжелательная. Их с Эрин роднили два обстоятельства: маленькая грудь и уголовное прошлое бывших мужей.
– Расскажи-ка мне про этот так называемый фильм, – попросила Эрин.
– Они сказали, что мне придется трахнуться с двумя парнями в горячей ванне, вот и все.
– Почему ты согласилась?
Вопрос, казалось, смутил Сабрину.
– Они же заплатят мне.
– Если тебе нужны деньги, я тебе дам.
У Сабрины расширились глаза от удивления, потом она недоверчиво улыбнулась.
– Три тысячи-то? Да откуда?
– Сколько тебе нужно, столько и будет.
– Ты не понимаешь, Эрин. Я не могу больше заниматься этим проклятым рестлингом. Какая разница, лапша это или кукуруза со сливками – все равно мерзость.
– А сниматься в порнофильме – не мерзость?