Стриптиз
Шрифт:
– А где же в это время был ты?– поинтересовался Молдовски.
– Он вышел через заднюю дверь, Малкольм. Крис Рохо прислал за ним машину.
– Я спрашиваю, где был ты.
– Спал в гостиной.
– Хорошо же ты выполняешь свою работу!
– Кончай издеваться, – огрызнулся Крэндэлл. – Хочешь сам попасти его сегодня вечером? Я готов заплатить, чтобы посмотреть, как ты будешь это делать.
Молдовски не на шутку разозлился, узнав, что Дилбек снова начал предаваться своим привычным развлечениям. По всей видимости, этот идиот так и не извлек никакого урока из того, что произошло в «И
– Может, подсыпать ему что-нибудь в еду? – предложил Эрб Крэндэлл. – Я уж подумываю о слабительном.
– Лучше снотворное.
Молди прямо-таки бесила непробиваемая глупость конгрессмена Дилбека. Неужели он не понимает, на какой опасной грани балансирует? Джерри Киллиан исчез, но появятся другие Киллианы – другие шантажисты, если он не прекратит шататься по стрип-заведениям.
– Есть и еще кое-что, – сказал Крэндэлл.
Молдовски резким движением ослабил узел галстука, словно предвидя, что еще минута – и ему просто не хватит воздуха.
– Погоди, сейчас я сам попробую угадать: он связался с несовершеннолетней? С девицей из католической школы?
– Ты сам просил меня держать тебя в полном курсе его дел.
– Ну так выкладывай! Хуже, думаю, уже не будет.
Крэндэлл сунул в рот карамельку от кашля.
– Сегодня утром был очень странный звонок.
– Куда – по домашнему номеру или в вашингтонский офис?
– В вашингтонский офис. Отвечала одна из секретарш. – Рассказывая, Крэндэлл переваливал леденец то за одну, то за другую щеку. – Звонила женщина.
– Вот это да!
– Сказала, что она приятельница Джерри Киллиана.
У Молди отвисла челюсть.
– Ты что, разыгрываешь меня, Эрб? Шутишь?
– А ты что – видишь, что я смеюсь?
– Что еще? – рявкнул Молдовски. – Что еще она сказала?
– Вот в том-то вся и загвоздка, Малкольм. Она не назвала себя. Номера тоже не оставила. А вообще, по словам секретарши, весьма корректная дама. Сказала, что позвонит в другой раз, когда у конгрессмена будет время поговорить с ней.
Молдовски быстрым движением пригладил волосы. Только по этому признаку Крэндэлл понял, насколько он взвинчен. Безупречные манеры являлись одной из фирменных составляющих стиля работы Молди.
– Ты говорил об этом Дэви? – спросил он.
– Конечно, нет.
– Которая из секретарш отвечала на звонок?
– Старшая – Бетт Энн. Не дергайся, она вообще не в курсе. Для нее имя Киллиана ровным счетом ничего не значит. – Крэндэлл шумно разгрыз остатки леденца, проглотил его и запил коньяком. – Малкольм, пора бы уже тебе ввести в игру меня.
– Лучше порадуйся, что я до сих пор этого не сделал.
– Ты говорил, что твои люди устроят все как надо.
Молдовски, стоя у окна, созерцал океанский простор.
– Я думал, что да, – ответил он, не оборачиваясь.
Когда запищал пейджер сержанта Эла Гарсиа, его владелец сидел на морозильной камере для мяса, жуя резинку и заполняя какие-то официальные бланки. Внутри морозильной камеры находились Айра и Стефани Фишмен, восьмидесяти одного года и семидесяти семи лет соответственно, компактно сложенные, как садовая мебель. Они покинули этот мир практически один за другим, с разницей в два дня, в июле месяце первого года президентства Джералда Форда. Их единственная дочь Одри поместила умерших родителей в промышленного размера холодильник глубокой заморозки марки «Сиэрз», купленный специально для этой цели. Айра и
Ей удавалось сохранять свою тайну вплоть до дня, о котором идет речь. В это утро она рано встала и, как обычно, поехала на церковном автобусе играть в бинго. Около полудня юный бродяга по имени Джонни Уилкинсон разбил окно ее спальни и забрался в дом в надежде разжиться наличными, оружием, кредитными карточками и стереоаппаратурой. Любопытство (а возможно, голод) заставило его заглянуть в большой холодильник, и последовавшие затем вопли ужаса донеслись до ушей проходившего мимо почтальона. Одри, вернувшись, застала свой домик битком набитым полицейскими. Ее немедленно взяли под стражу, но детективы не были уверены в том, какие обвинения можно ей предъявить.
Произвести аутопсию не представлялось возможным ранее, чем через несколько дней, когда замороженная чета достаточно оттает, но сержант Гарсиа полагал, что Фишмены умерли от естественных причин. В штате Флорида не существовало специального закона, запрещающего гражданам замораживать своих умерших родных, однако Одри допустила серьезные нарушения, не сообщив властям о кончине родителей и храня мертвые тела в пределах жилой зоны. Что же касается обмана службы социального обеспечения, тут речь шла о преступлении федерального масштаба. Все это никак не входило в круг вопросов, которыми обычно занимался Эл Гарсиа, и не представляло для него интереса. Поэтому он даже обрадовался, когда его пейджер запищал.
Они с Эрин встретились в ресторанчике «У Дэнни» на бульваре Бискейн и постарались найти самый укромный уголок. Когда они сели и Гарсиа собрался было зажечь очередную сигару, Эрин выдернула ее у него изо рта и макнула концом в стоявшую на столе чашечку кофе.
– Вот это ни к чему, – ворчливо заметил Гарсиа.
– Лучше достаньте вашу записную книжку, – ответила Эрин.
Детектив улыбнулся.
– Добрая старая ФБРовская выучка!
– Вы знаете об этом?
– Я не так уж неповоротлив, как вы считаете.
Появилась официантка; Гарсиа заказал себе гамбургер и жареную картошку, Эрин – салат.
– Что же вам еще известно? – поинтересовалась она.
– Что одно время вы были блондинкой.
Эрин засмеялась.
– О Боже! А как насчет номера моих водительских прав?
– Темный цвет вам идет больше. – Эл Гарсиа достал записную книжку и ручку и сунул в рот колпачок – в порядке компенсации за отобранную сигару. – Мне известны только самые общие данные. Рост, вес, семейное положение. Предпочитаете низкокалорийную пищу – что, кстати, совсем неплохо. Ах, да, вот еще: у вас перерасход на сто долларов по кредитной карточке «Виза». В общем, вот такая чепуха.