Стриптиз
Шрифт:
Этно-лингвистические группы эрзянского корня отмечались по правобережью Средней Оки в 19 веке. В 12 — присутствуют, пятнами типа шокши, по обе стороны реки.
Процесс «русской волны» не завершён. На Волге постоянно появляются новые русские общины, переходят с места на место существующие.
Отдельные славянские группы постоянно, по разным причинам, все эти столетия спускались и ниже устья Оки. В некоторые столетия ставили селища и ниже Самарской луки. Попадали и в эрзянские земли. Одних — убивали, других — обращали в рабов, продавали булгарам или ассимилировали.
Лет через 70 от моего «сейчас», союзники русских князей, тоже мордва, но — мокша, разгромят мордву-эрзя под предводительством инязора Пургаса. Летописи специально отметят не только разгром эрзя, но и уничтожение «Пургасовой Руси» — русских, живущих на землях эрзя.
Подобно берендеям для волжских булгар, «Пургасова Русь» для «Святой Руси» — как красная тряпка для быка. Единокровные изменники. Есть и прямо изменники разным присягам — беглые холопы, тати, речные разбойники. Но основа — язычники. Залесские славяне, не принявшие Христа и ушедшие вниз по Волге, Клязьме, Оке.
Эти настроены наиболее враждебно. Для них русские князья, русские власти, русская церковь — враги безусловные. В этом и детей своих воспитывают. Одновременно сохраняется и любовь к оставленной родине.
Дальше — закономерности социальной психологии. Давно произошедшие неприятности предков теряют свою остроту.
«Человечество смеясь прощается со своим прошлым».
Нынешние — сиюминутные и сиюместные — проблемы и неудобства выглядят более важными.
«Я знаю, что гвоздь у меня в сапоге — кошмарней фантазии Гёте».
И начинает формироваться миф. Миф об «Утраченной Родине».
«Святая Русь» — для них враг. Но я-то — Не-Русь, тотального отторжения нет — лейбл другой. А для меня эта общность особенно важна. Не только из-за потенциальной опасности, но и из-за потенциальной пользы. Владея языком, пониманием обрядов, ценностей, логики мышления, географией… оперативной обстановкой на этой территории — они могут стать проводниками моего влияния. Помочь мне подчинить племена, «принудить к миру». А могут — и наоборот.
«Мордовская Русь» — лучше вооружена и организована. Потому там, на краю дуги зимовий орды Башкорда — им и место. Биться будут крепко — назад, в лес — нельзя.
Племена играют в свои племенные игры. Если эрзян разгромят, мокшане их дорежут на отходе в лесах, заберут майно и выкупят мир с соседями-половцами отрезанными головами бывших союзников. «Мордовская русь» в этом ряду первые — чужаки.
Если, наоборот — мы же помогали! И на пепелища разорённых кипчакских становищ придут мокшанские охотники. Добить, подобрать. На войне всегда много полезного остаётся.
В любом случае маленькие лесные деревеньки мокши по маршруту следования эрзянских отрядов заблаговременно убегали в дебри.
«Разделяй и властвуй» — к чему такие сложности? Племена изначально разделены. Они сами, «по собственному глубокому душевному чувству», ищут — «кому бы отдаться». Кто бы стал над ними «властвовать»? Потому что иначе — «властитель» поможет соседу. Который придёт и вырежет.
Если между племенами нет брачных экзогамных отношений — наступают отношения вендетты. Поводы — находятся.
Фраза из русской летописи о том, что сын вождя мокши Пуреша «с половцами» разгромил Пургаса с эрзя и его русью, отражает расклады начала 13-го века. Но складываться-то они начали значительно раньше.
Перед выступлением с места сбора, с высокого правого берега Теши, Вечкенза раскатал перед предводителями отрядов длинный свиток — карту зимних становищ кипчаков. Азоры и панки впервые в жизни видели такой предмет. Никто не обратил внимания на тонкую извилистую синюю линию в восточной части этой карты-схемы. Никто не прочитал корявых меленьких букв: «Земл. руч». Пока Вечкенза не ткнул остриём ножа:
— Возвращаться будем здесь. Через Земляничный ручей.
А вот кто будет встречать выходящие из рейда по ордынским зимовьям отряды — не сказал. Расстраивать не захотел?
В «день поминовения всех усопших, пострадавших в годину гонений за веру Христову» (не путать с Радуницей и другими поминальными днями), я с моими людьми пришёл к Земляничному ручью.
Как мы туда добирались — отдельная история. С элементами чудес и божьего промысла в полный профиль. Достаточно сказать, что шли в обход Эрзянь Мастор — по Волге на восток. А уж потом повернули на юг. Что ко мне присоединился отряд Кестута в сотню топоров, Сигурд с парой десятков нурманов и отряд черемисов в три сотни голов.
Как мы с Кестутом «фильтровали» его вадавасов: кому — давать оружие, кому — нет…
Черемисы пришли сами. На мой зов. Богатые подарки онам при расставании летом сделали своё дело. Все хотели чёрнолощённых горшочков. А некоторые и на хохломское блюдо рассчитывали.
Парнишка, который полгода назад срисовывал на карту здешнюю местность, постоянно подпрыгивал в седле, крутил головой. Потом честно признался:
— Летом тут… всё не так. Не узнаю.
Расстилавшиеся где-то выше по течению ручья земляничные поляны были занесены снегом. Но место мне понравилось.
Представьте себе огромные, положенные на бок, песочные часы. Перемычка — ручей. Контур — опушка леса. Сейчас лес заметён снегом. По его краю — огромные девственно белые валы. Через эту дырку в лесной стене постоянно дуют ветра. Наметают вдоль леса сугробы в два-три роста человека.
Верхняя, северная половинка песочных часов — поменьше, покороче. Южная… От ручья до края степи — вёрст десять, там между крыльями леса столько же. Огромная ловушка для загонной охоты. Местные так это место и используют. С той стороны, из степи, постепенно сужая петлю облавы, загоняют в воронку стада диких животных. Гонят их сюда, к ручью. Здесь стоят покольщики. Тогда Земляничный ручей соответствует названию. Цветом воды.