Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972-1977
Шрифт:
3. То же. Но он старый 40-летний волк-прогрессор, которому опротивела его профессия. Очень опасен.
В очередной раз АБС встречаются для работы в Ленинграде.
Рабочий дневник АБС
29.10.75
Приехали 28-го. Разговоры разговаривали.
Варианты со стрельбой (концовка).
1. Лев ничего не знает и ничего не узнаёт.
2. Лев ничего не знает, затем постепенно узнаёт.
3. Лев знает с самого начала.
Мама выбрала «3» со стрельбой.
30.10.75
1-й разговор со Странником под личиной Сидорова (по видеофону).
Считая
О саркофаге известно:
1) это человеческие зародыши (в пределах возможностей современной науки);
2) возраст — 40–45 тыс. лет;
3) саркофаг найден случайно и, следовательно, преждевременно;
4) к каждому зародышу придан «детонатор».
Странник:
Хорошо, не будем совершать необратимых поступков, не будем повторять историю Железной Маски. Но вот мои требования, от кот<орых> я не отступлю ни на миллиметр:
а) дети должны быть разделены;
б) дети должны быть отданы лучшим воспитателям (патриотизм);
в) дети должны получить внеземные специальности;
г) дети никогда не должны встретиться с детонаторами, во всяком случае, помимо нашего желания.
Отсюда:
а) детонаторы засекречиваются;
б) происхождение детей — вся история с саркофагом — засекречивается;
в) для детей должны быть созданы легенды — мертвые родители.
У врача. В Прогрессоры не годится. Явно не андроид.
Визит Камилла (там будут такие круглые штуки, не трогайте их, иначе умрете).
Автор «Запрещенных наук», журналист. Что он знает: а) Саркофаг с зародышами Странников, б) Зародышей нет, в) Псевдоканов ведет себя подозрительно, г) Попытка прорваться на планету, д) Запрет, е) Дошел до Горбовского — дело интимное, потому не подлежит, ж) Попытка говорить с десяткой, провал, з) 20 лет спустя — разговор с неудачником из десятки, кот<орый> создал могучую теорию о Странниках на Земле (ему разрешили неявно брать измерения с детишек) и не может ее опубликовать (он показал гигантское тождество между этими детишками и жителями Саулы).
После разговора с журналистом Лева приходит к выводу, что он — Странник.
Разговор о детонаторе через упоминание Камилла.
Врач
Майка
Учитель
Камилл
Горбовский
Журналист
Корней
Ученый
Странник
Смерть
1.11.75
Арк уехал.
29 октября в рабочем дневнике АБС пишут: «Мама выбрала „3“ со стрельбой». В «Комментариях к пройденному» БН вспоминал:
Из: БНС. Комментарии к пройденному
<…>
Мы довольно долго не могли выбрать финал. Вариант гибели Льва Абалкина был трагичен, эффектен, но достаточно очевиден и даже банален. Вариант, когда Максиму удается-таки спасти Абалкина от смерти, имел свои достоинства, но и свои недостатки тоже, и мы колебались, не в силах сделать окончательный выбор, все время, по ходу работы, перестраивая сюжет таким образом, чтобы можно было в любой момент использовать ту или иную концовку. Когда все возможности маневрирования оказались исчерпаны, мы вспомнили Ильфа и Петрова. Были заготовлены два клочка бумаги, на одном написано было, как сейчас помню, «живой», на другом — «нет». Клочки брошены были в шапку АНа, и мама наша твердой рукою извлекла «нет». Судьба концовки и Льва Абалкина оказалась решена.
(Дьявольские, однако, шутки играет с нами наша память. Предыдущий абзац я написал, будучи АБСОЛЮТНО уверен, что так оно все и было. И вот месяц спустя, просматривая рабочий дневник, я обнаружил вдруг запись, датированную 29.10.1975, из коей следует, что жребий, да, имел место, но решал он отнюдь не вопрос, будет ли концовка трагической — «со стрельбой» — или мирной. Совсем другую он проблему разрешал: как скоро Лев Абалкин узнаёт всю правду о себе. Рассматривалось три варианта:
«1. Лев ничего не знает и ничего не узнаёт.
2. Лев ничего не знает, затем постепенно узнаёт.
3. Лев знает с самого начала.
Мама выбрала (3) со стрельбой».
Вот тебе и на! Но ведь на самом-то деле АБС, фактически, писали вариант (2)! Правда, — «со стрельбой». И на том спасибо. Ведь даже и месяц спустя в дневнике мы пишем: «М. б., кончить не смертью, а подготовкой к ней? Странник провожает его взглядом». Не-ет, всегда, с незапамятных времен, сомневался я как в достоверности истории вообще, так любых мемуаров, в частности, — и правильно, надо думать, сомневался.
Оставляю, впрочем, предыдущий абзац без каких-либо изменений. Пусть вдумчивый читатель получит в свое распоряжение образец мемуарного «прокола», характерного именно для данных комментариев. Может быть, это поможет ему оценить меру достоверности всего текста в целом.)
<…>
Письмо Бориса брату, 4 ноября 1975, Л. — М.
Дорогой Аркаша!
Пишу внеочередное, потому что позвонил вот в Литфонд и выяснилось: в декабре Комарово еще закрыто, откроется после Нового года, заявления принимаются с декабря. В связи с этим у меня есть предложение отложить встречу до 10 декабря и встретиться у тебя. Во-первых, Ленке будет все-таки чуть поменьше хлопот, а во-вторых, я только что сообразил, что намеченная ноябрьская встреча получается уж очень куцая. Дело в том, что 10 ноября у меня первое заседание моего семинара (совершенно из башки вылетело, а вчера мне напомнили), значит, у тебя я буду только вечером 11-го, а уехать мне придется 16-го: всего чистых четыре дня для работы, ни то ни се. Так что давай отложим до 10-го декабря, а там уж поработаем вовсю.
Теперь насчет Комарово. Как ты относишься к тому, чтобы в декабре я подал заявление на январь, число этак на 12-е? Отпиши.
В остальном ничего нового. Целую, твой [подпись]
Письмо Аркадия брату, 10 ноября 1975, М. — Л.
Дорогой Борис.
Заявление на Комарово подавай. Пусть будет с 12-го, хотя лучше было бы числа с 15-го, ибо могу попасть под разъезд со школьных каникул.
Нового ничего. Звонит тут некий Мкртчан из 4-го объединения Мосфильма, предлагает что-нибудь заявить.