Структура и динамика психического (сборник)

Юнг Карл Густав

804 Здесь, хотя этого можно было бы ожидать, я вовсе не собираюсь неожиданно вытащить из своего кармана веру и пригласить читателя сделать то, чего никто не способен сделать – то есть уверовать во что-то. Я должен признаться, что сам никогда так и не смог сделать этого. Поэтому я определенно не буду утверждать сейчас, что мы должны поверить в то, что смерть есть второе рождение, ведущее к продолжению существования по ту сторону. Однако я могу, по крайней мере, упомянуть, что consensus gentium [110] определило взгляд на смерть, ясно выраженный во всех великих религиях мира. Можно было бы даже сказать, что большинство религий – это сложные системы приготовления к смерти, причем до такой степени, что жизнь, в согласии с моей парадоксальной формулировкой, действительно не имеет никакого иного значения, кроме как приготовления к окончательной цели, то есть смерти. В обеих из величайших живых религий, христианстве и буддизме, смысл существования получает окончательное осуществление в его конце.

110

Всеобщее соглашение (лат.).

805 Начиная с века Просвещения развилась точка зрения на религию, которая хотя и представляет собой типично рационалистическое заблуждение, заслуживает все же упоминания, поскольку получила весьма широкое распространение.

Согласно этой точке зрения, все религии суть нечто вроде философских систем и, подобно последним, являются продуктом исключительно рациональной выдумки. Предполагается, что когда-то кто-то изобрел Бога и разные догматы и обвел человечество вокруг пальца при помощи этой фантазии, связанной с «осуществлением желаний». Но такое мнение находится в противоречии с тем несомненным психологическим фактом, что источником религиозных символов является отнюдь не разум. Последние вообще приходят не из головы – возможно, скорее из сердца; во всяком случае, можно сказать определенно, что они рождаются на глубинном уровне психики, имеющем очень мало сходства с сознанием, которое всегда является лишь верхним слоем. Вот почему религиозные символы имеют недвусмысленно «откровенный» характер – они представляют собой обычно непроизвольные продукты бессознательной психической деятельности. Так или иначе, они не придуманы, напротив, на протяжении тысячелетий они развивались (подобно растению) как естественные манифестации человеческой психе. Даже в наши дни мы можем видеть, как у отдельных людей непроизвольно возникают подлинные и действенные (эффективные) религиозные символы, вырастающие из бессознательного, подобно цветам неизвестного вида, в то время как сознание в замешательстве стоит в стороне, не зная, что делать с ними. Можно без особого труда установить, что эти индивидуальные символы, судя по их форме и содержанию, возникают из того же самого бессознательного разума или «духа» (или как там ни называть этот источник), что и великие религии человечества. Во всех случаях опыт показывает, что религии ни в каком смысле не являются сознательными построениями, что они есть результат естественной жизни бессознательного психического и тем или иным образом дают ему адекватное выражение. Это объясняет их всемирное распространение и их огромное влияние на человечество на всем протяжении истории, которое было бы непонятным, если бы религиозные символы не были бы, по самой скромной оценке, истинами о психологической природе человека.

806 Я знаю, что очень многие не слишком хорошо понимают, что подразумевается под словом «психологический». Чтобы они чувствовали себя раскованнее, я хотел бы добавить, что никто не знает, что представляет собой «психическое», точно так же, как очень мало известно о том, насколько далеко распространяются границы «психического» в природе. Так что психологическая истина точно такая же здоровая и достойная вещь, как и истина физическая, которая ставит себе пределом материю, в то время как первая таким же пределом считает для себя психическое.

807 Consensus gentium, находящее себе выражение при помощи религий, как мы видели, вполне соответствует моей парадоксальной формулировке. Поэтому, очевидно, понимание смерти как осуществления смысла жизни и как ее цели в самом истинном значении этого слова в большей степени согласуется с коллективным психическим человечества, чем рассмотрение ее всего лишь как бессмысленного прекращения существования. Всякий, кто придерживается рационалистического мнения на этот счет, изолировал себя психологически и стоит в оппозиции к основам собственной человеческой природы.

808 Последняя фраза содержит в себе фундаментальную истину относительно природы всех неврозов, поскольку нервные расстройства возникают, главным образом, из-за отчуждения человека от своих инстинктов, отщепления сознания от некоторых, самых существенных, фактов психического. Поэтому рационалистические взгляды неожиданно сближаются с невротическими симптомами. Подобно им, они представляют собой искаженное мышление, которое занимает место психологически правильного мышления. Последний тип мышления всегда сохраняет связь с сердцем, с глубинами психического, с главным или стержневым корнем. Ибо, независимо от того, просвещен человек на этот счет или нет, есть сознание или нет сознания, но природа подготовляет себя к смерти. Если бы мы имели возможность наблюдать и регистрировать мысли молодого человека, когда у него имеется время и досуг для мечтаний, мы обнаружили бы, что, за исключением немногих образов-воспоминаний, его фантазии относятся, главным образом, к будущему. Фактически, большинство фантазий состоит из предчувствий. Эти предчувствия по большей части играют роль подготовительных актов или даже психических упражнений на предмет того, как иметь дело с некоторыми реальностями будущего. Если бы мы могли проделать точно такой же эксперимент с пожилым человеком (разумеется, так, чтобы он не знал об этом), то, естественно, обнаружили бы, благодаря его склонности смотреть в прошлое, гораздо больше образов-воспоминаний, нежели у более юной личности, но при этом столкнулись бы также с поразительно большим количеством предчувствий, включая предчувствие смерти. По мере того как годы идут, мыслей о смерти накапливается все больше и больше. Волей-неволей стареющий человек готовится к смерти. Вот почему я считаю, что сама природа уже подготавливает человека к концу. С объективной точки зрения совершенно безразлично, как относится к этому индивидуальное сознание. Но субъективно существует огромная разница, идет ли сознание в ногу с психическим или цепляется за мнения, о которых сердце ничего не знает. Невротик в преклонном возрасте так же не желает сосредоточиться на цели в виде смерти, как в юности вытесняет фантазии, необходимые для того, чтобы встретить будущее.

809 На протяжении своей достаточно длительной психологической практики я не раз имел возможность прослеживать бессознательную психическую деятельность людей незадолго до смерти. Как правило, на приближение конца указывали те символы, которые и в обычной жизни свидетельствуют об изменениях психологического состояния – символы второго рождения, такие, как перемены места пребывания, путешествия и тому подобное. Мне нередко удавалось на протяжении года или даже большего периода времени прослеживать в сериях сновидений указания на приближение смерти, причем в ряде случаев внешнее положение дел не могло навести пациента на подобные мысли. Следовательно, у процесса умирания имеется свое начало – задолго до фактической смерти. Более того, зачастую смерти предшествуют особые изменения личности, которые могут намного опережать по времени ее приход. В целом я был поражен, когда увидел, насколько мало шума поднимает бессознательное психическое в отношении смерти – как если бы смерть была для него чем-то сравнительно незначительным или наше психическое не беспокоилось бы относительно того, что случится с индивидом. Но, похоже, что при таком спокойствии бессознательное весьма и весьма интересуется тем, как мы умираем – приспособлена ли установка сознания к умиранию или нет. Например, мне в свое время довелось лечить женщину в возрасте шестидесяти двух лет. Она была еще крепкой и довольно разумной, и не из-за недостатка умственных способностей она была не в состоянии понять свои сновидения. К сожалению, было слишком очевидно, что она не хотела понимать их. Ее сновидения были очень простыми, но и очень неприятными. Она вбила себе в голову, что является безупречной матерью для своих детей, однако дети совсем не разделяли этого мнения, а сны тоже демонстрировали убеждение, во многом противоположное сознательному. После нескольких недель бесплодных усилий я был вынужден внезапно прервать лечение вследствие того, что мне пришлось отправиться на военную службу (дело

происходило во время войны). Тем временем пациентка была поражена неизлечимой болезнью, приводящей за несколько месяцев к безнадежному состоянию, когда смерть может наступить в любой момент. Большую часть времени она находилась в своего рода бредовом или сомнамбулическом состоянии, и вот в этом необычном ментальном состоянии она самопроизвольно возобновила аналитическую работу. Она снова говорила о своих снах и признавалась перед собой во всем том, что с величайшей горячностью отрицала прежде в беседах со мной, и во многом другом. Эта аналитическая работа продолжалась ежедневно по несколько часов на протяжении примерно шести недель. По окончании этого периода она успокоилась почти так же, как пациент во время нормального лечения, а затем умерла.

810 На основании этого и многочисленных других случаев подобного рода я должен заключить, что наше психическое, по меньшей мере, не безразлично к умиранию. Побуждение разобраться со всем, что еще не перестает мучить совесть, столь часто замечаемое у умирающих, возможно, указывает на то же.

811 Как такие переживания в конечном счете следует истолковывать – это проблема, которая выходит за пределы компетенции эмпирической науки и превосходит наши интеллектуальные способности, поскольку для того, чтобы прийти к окончательному заключению, вероятно, необходимо, чтобы мы прошли через реальный опыт смерти. К сожалению, это событие ставит наблюдателя в положение, делающее для него невозможным объективный отчет о своих переживаниях и о выводах, следующих из них.

812 Сознание имеет место быть в узких рамках на протяжении короткого промежутка времени между своим появлением и последующим угасанием. Этот «сознательный» период в жизни человека в действительности еще короче на треть, принимая во внимание периоды сна. Жизнь тела продолжается дольше: она всегда начинается раньше и очень часто прекращается позже, чем функционирование сознания. Начало и конец – неизбежные аспекты всех процессов. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что чрезвычайно трудно понять, где заканчивается один процесс и начинается другой, поскольку события и процессы, начала и окончания сливаются одно с другим и образуют, строго говоря, неразделимый континуум. Мы отделяем процессы друг от друга с целью их различения, прекрасно понимая, что, в сущности, любое разделение произвольно и условно. Эта процедура никоим образом не нарушает континуума мирового процесса, ибо «начало» и «конец» первоначально являются необходимостями сознательного познания. Мы можем установить с достаточной уверенностью, что индивидуальное сознание пришло к концу, поскольку оно имеет отношение к нам самим. Но означает ли это, что психический процесс тоже прерывается, остается под сомнением, поскольку сегодня настаивать на неотделимости психического от мозга можно с гораздо меньшей уверенностью, чем пятьдесят лет назад. Психология должна сначала объяснить некоторые парапсихологические факты, чем она пока еще не начала заниматься.

813 По-видимому, бессознательное психическое обладает свойствами, которые определяют его весьма специфическое отношение к пространству и времени. Я думаю о тех пространственных и временных телепатических явлениях, которые, как нам известно, гораздо легче не замечать, чем объяснить. В этом отношении наука, за немногими достойными похвалы исключениями, избрала намного более легкий путь – не замечать их. Тем не менее, я должен признаться, что так называемые телепатические способности психического доставили мне массу головной боли, потому что модное словечко «телепатия» крайне далеко от объяснения чего-либо. Ограниченность сознания рамками пространства и времени – настолько подавляющая реальность, что каждый случай, когда эта основополагающая истина могла бы быть поставлена под сомнение, должен играть роль события высочайшей теоретической значимости, ибо он доказывал бы, что пространственно-временной барьер может быть аннулирован. Аннулирующим фактором явилось бы тогда психическое, поскольку пространство-время обычно привязано к нему, в лучшем случае в качестве относительного и поставленного в определенные условия свойства. При определенных условиях это смогло бы даже прорвать барьеры пространства и времени как раз вследствие существенного качества психического, а именно, его относительно транс-пространственной и транс-временной природы. Эта возможная трансценденция пространства-времени, о которой, как мне кажется, свидетельствует множество данных, имеет такое неизмеримое значение, что она должна была бы побуждать исследовательский дух к величайшим усилиям. Однако наше нынешнее развитие сознания настолько медлительно, что у нас, вообще говоря, по-прежнему отсутствует научный и интеллектуальный аппарат для адекватной оценки фактов телепатии, в том отношении, в каком последние имели отношение к природе психического. Я обратился к этой группе явлений просто для того, чтобы подчеркнуть, что идея о прикрепленности психического к мозгу, то есть его пространственно-временной ограниченности, не является более такой уж самоочевидной и неопровержимой, как нас до сих пор заставляли верить.

814 Всякий, кто обладает минимальными сведениями о существующем и подвергнутом тщательной проверке парапсихологическом материале, поймет, что так называемые телепатические явления – это факты, которые невозможно отрицать. Объективный и критический обзор имеющихся в распоряжении данных позволяет заключить, что восприятия протекают так, как будто отчасти пространство не существует, так же, как отчасти не существует и время. Естественно, отсюда нельзя делать метафизическое заключение, что в мире вещей «самих по себе» нет ни пространства, ни времени и что, следовательно, категория пространства-времени – это паутина, с которой человеческий ум сплелся, не замечая ее иллюзорности. Пространство и время – не только непосредственные данности для нас, они очевидны также и с эмпирической точки зрения, поскольку все наблюдаемые нами процессы происходят так, как если бы они разворачивались в пространстве и времени. Понятно, что перед лицом этого неопровержимого факта становится понятным, что разум оказывается перед величайшей трудностью в обеспечении обоснованности при объяснении своеобразной природы телепатических явлений. Но всякий, кто отдает должное фактам, не может не признать, что явная внепространственность-вневременность телепатических явлений – их самое существенное свойство. Всесторонний анализ показывает, что наше наивное восприятие и непосредственная уверенность, строго говоря, – не более чем свидетельство психологической априорности валидных форм такого восприятия, которое попросту исключает какие-то другие формы. То, что мы абсолютно не способны представить себе существование вне пространства и времени, никоим образом не доказывает, что такое существование само по себе невозможно. И следовательно, так же как мы не можем делать на основании странного явления внепространственности-вневременности никакого непреложного вывода относительно внепространственно-вневременной формы существования, так же точно мы не имеем и права заключать из явного пространственно-временного свойства нашего восприятия, что нет формы существования вне пространства и времени. Сомневаться в непреложной действительности пространственно-временного восприятия не только позволительно – ввиду имеющихся в нашем распоряжении фактов это категорически необходимо. Гипотетическая возможность того, что психическое имеет отношение к формам существования вне пространства и времени, ставит перед наукой вопрос, заслуживающий самого серьезного внимания, на который она рано или поздно должна будет ответить. Идеи и сомнения физиков-теоретиков, о которых мы часто слышим в наши дни, должны внушить и психологам большую осторожность, ибо, с философской точки зрения, что мы имеем в виду под «ограниченностью пространством», как не релятивизацию категории пространства? Нечто подобное может легко произойти и с категорией времени (равно как и с категорией причинности)¹. Сомнения по поводу этих вопросов значительно более вероятны сегодня, нежели когда-либо прежде.