Структура момента
Шрифт:
Сердце опять дало о себе знать, когда я поднял трубку телефона и услышал сквозь писк и шорохи помех голос московской телефонистки.
– Не отвечает ваш номер, - скороговоркой сообщила она.
– Что будем делать?
– Подождите еще немного, девушка, очень прошу вас, не может быть, чтобы его не было дома...
И именно на этих моих словах Стрижов снял трубку.
– Алло, Стрижов, это я, Эдик!
– Я так закричал, что Феликс и Рамиз, стоявшие у входа, удивленно оглянулись. Я убавил голос.
– Получил?
– Да...
– Он, видно, недавно проснулся.
– Прочитал?
– Да.
– Ну как?
– Нормально.
– То есть как нормально? Объясни подробней, пожалуйста.
– Парень с мозгами.
– А ты можешь ему помочь?
– Каким образом?
– Он приедет в Москву с матерью. Я дам твои координаты. Можно?
– Можно.
– Спасибо тебе огромное, Стрижов.
Уже дав отбой, я вспомнил о тетрадке. Но даже если бы Стрижов немедленно выслал ее по почте, раньше чем через неделю она бы не пришла. А раз так, то я и сам мог бы выслать ее дня через три. Но главное другое - теперь я смело мог сказать всем, что ознакомился с содержанием тетради и берусь помочь вундеркинду. Да не оскудеет талантами родная земля! Настроение мое значительно улучшилось. Одно дело, пусть не самое главное, было сделано.
– Поехали!..
Дворик Рамиза был забит истошно пищащими желтыми комочками.
Строительство курятника, очень походившего на обычный сарай, близилось к завершению. Пока Рамиз подбрасывал будущим курицам корм, Феликс улыбаясь давал пояснения:
– Разведение кур - самый нерентабельный бизнес. А говоря точнее, это совсем не бизнес - курица, пока вырастет, съедает корма ровно на ту сумму, которую можно получить потом при ее продаже. Заработать что-то можно только на яйцах, - тут Феликс развеселился окончательно и перешел на шепот, - но у него, бедняги, одни петухи, кур почти нет...
Вышедший из машины Убийца тоже захихикал.
– А он об этом знает?
– Нет.
Их просто трясло от беззвучного смеха.
– А почему ты ему не сказал?
– А зачем, пусть растит петушков для народа... Ему же главное при деле быть.
Подошел радостный Рамиз.
– Все в порядке. Хорошо, что заехали. Теперь до вечера будут сыты. Оглянувшись, он окинул нежным взглядом своих питомцев.
– Нравятся? Правда, симпатичные?
– Очень... Поехали?
– Может, чайку выпьем?
Но я отказался: еще предстояло найти какой-нибудь предлог, чтобы распрощаться с ними до вечера.
– Может, попаримся?
– предложил Феликс в машине.
– Я свое сегодня уже отпахал. Банька затоплена...
Пришлось изобразить из себя эдакого чудака ученого, Эйнштейна на выезде.
– Никак не могу, ребята. Мне надо побыть одному... Пораскинуть мозгами...
Это заявление было принято с почтительным огорчением...
– Сбор в пять на базе, - напомнил Феликс, когда я вылез из машины.
– Не опаздывай...
Ровно в двенадцать я был на Куре, в условленном месте. Али не было. Видимо, репетиция затянулась. Но когда минут десять первого вместо нее на мосту появился Октай, воинствующий вид которого отметал все надежды на случайность его появления, стало ясно, что произошли какие-то непредвиденные осложнения: кроме Али, никто не мог сказать ему о времени и месте нашей встречи, но что заставило ее так поступить? Вступать в какие-либо переговоры с этим правдолюбцем не имело никакого смысла, ни к чему бы хорошему это не привело. Только Аля могла все объяснить! Но где я мог ее найти?..
Во Дворец она не приходила. Очень приветливая моложавая сторожиха сказала, что никакой репетиции сегодня вообще не было, ребята подождали Алю и разошлись...
В общежитие я до наступления темноты пойти не решился, и так я вел себя слишком неконспиративно.
Конечно, странное исчезновение Али огорчило меня, но уверенность, что с ней в конце концов все уладится и объяснится, почему-то не покидала меня, когда я разыскивал ее; гораздо больше волновала затянувшаяся история с продажей дома...
На этот раз скупщик домов по дешевке оказался у себя. Но встретил меня с таким постным выражением лица, что стало ясно: мои старания пошли прахом!
– Подвели, - сказал он, - людям верить нельзя. Свои же деньги не отдают.
– Какие деньги?
– Я полез в левый карман пиджака.
– Свои кровные дал ему на хранение, теперь голову мне морочит: сегодня приди, завтра приди. Собственные деньги получить не могу...
– Он не понимал, почему я молча шарю в кармане, вместо того чтобы как-то выразить свое отношение к услышанному.
– Мне же перед тобой неудобно, - сказал он после довольно долгого и тягостного молчания.
– Если дело так пойдет, я только две смогу дать... Третью я никак не организую...
– А две есть?
– В шесть часов будут...
– Он тоже полез во внутренний карман пиджака и вытащил сложенный вдвое лист бумаги.
– Может, пока расписку напишем?..
Я повернулся и пошел к калитке. Не потому, что решил послать его к черту, - к сожалению, у меня не было такой возможности, слишком я от него зависел, просто мне нечего было сказать. Еле сдерживая слезы, я уходил к калитке, чтобы он их не увидел.
– Куда же ты?
– Он догнал меня и схватил за рукав.
– Детьми клянусь, в шесть деньги будут... Две тысячи, как договорились... Ты придешь?
Не глядя на него, я мотнул головой и вышел на улицу.
В просторной приемной на втором этаже приземистый парень в новенькой нейлоновой сорочке и черном галстуке заворачивал в плотную листовую бумагу какие-то книги, тремя большими кипами высящиеся перед ним на столе.
На меня он даже не посмотрел, а на довольно громкое "здравствуйте" ответил еле заметным движением головы.
Дверь в кабинет председателя была открыта, место за столом пустовало. Напротив располагался кабинет заместителя. Поинтересовавшись, будет ли председатель сегодня, я назвал его по фамилии, которую успел прочитать на табличке со сведениями о днях и часах приема посетителей.