Структура момента
Шрифт:
Вернувшись к столу, мы выслушали тост Феликса за отсутствующего Октая ("...Его сейчас с нами нет по уважительной причине, - тут все еле заметно улыбнулись, - он в кругу своей семьи, но душой всегда с нами, и мы должны выпить за его здоровье, успехи и хорошее настроение..."), очередной раз опорожнили бокалы, и тут Феликс объявил, что, к сожалению, должен сложить с себя обязанности тамады, потому что в три часа нас ждут в редакции (я чуть не поперхнулся от неожиданности), во встрече примут участие сотрудники всех печатных органов города, и желательно приехать туда без опоздания.
– Что же ты не предупредил меня?
– Я в раздражении отодвинул от себя тарелку.
– Я бы хоть не пил!
– Да ерунда.
– Феликс обнял меня за плечи.
– Там все свои... И гостей нашего города еще никто трезвыми не видел. Ты в полном порядке, - добавил он уже серьезно.
– Я за тобой следил. Ты пил мало.
– Неудобно как-то, водкой от меня несет. И вообще, я же просил...
– Он прав, Феликс, - поддержал меня Алик.
– Человек приехал отдохнуть...
– Ничего, ничего, так надо.
– Бывалого журналиста Феликса подобные разговоры поколебать не могли.
– Народ должен знать своих героев. И нам полезно, пусть будет известно, какой у нас друг!
Интерес к земляку, добившемуся в Москве высокого положения, собрал в конференц-зале главной городской газеты не только журналистов: среди сидевших в зале я узнал знакомых, никакого отношения к печатному слову не имеющих.
В первом ряду сидели редакторы трех городских газет и еще несколько человек, несомненно, из числа наиболее влиятельных.
Прежде чем дать слово, Феликс очень ловко меня представил. Не сказав ничего конкретного, он тем не менее сумел внушить присутствующим ощущение значительности события.
– Нашему городу уже сорок лет, - сказал он.
– Пол человеческой жизни... Но в биографии города это - всего лишь миг, самое, самое ее начало. И поэтому особенно приятно осознавать, что за столь короткое время наш город сумел украсить ряды человечества несколькими выдающимися личностями. Тем более приятно, что, как бы сложно ни складывалась жизнь этих людей, никто из них не забывает о родном городе, и сегодняшняя наша встреча - убедительное тому подтверждение.
– Тут Феликс картинно, как конферансье, приглашающий на сцену знаменитого иллюзиониста, взмахнул рукой, давая мне понять, что следует пройти к трибуне.
К счастью, как я ни старался пить поменьше, общими усилиями граммов триста водки в меня было влито, и это значительно облегчило мое состояние, когда я приступил к рассказу о своей замечательной научной деятельности в Москве. К тому же помог старый, не мною придуманный способ полуправды - я имел в виду одно, а подготовленные предварительной информацией слушатели понимали другое: я рассказывал правду о фабрике валенок, а почтительно внимающие мне земляки искренне верили в то, что их посвящают в тайны какого-то закрытого научного производства.
– Я очень волнуюсь сейчас... выступая здесь, перед вами. Чем бы ни занимался человек, каких бы успехов в своем деле ни добился, но выступление в родном городе, перед людьми, которые тебя знают с детства, со школьной скамьи, - я сказал эту фразу, потому что увидел в последних рядах нескольких учителей из своей школы, - и не просто знают, а сделали все от них зависящее, чтобы ты вырос настоящим человеком. Выступление перед такими людьми обязывает ко многому. Это как бы отчет перед теми, кто имеет право с тебя строго спрашивать. Я благодарен всем, кто пришел сюда в такую жару. Мне очень неловко, что вы собрались из-за меня, по моему искреннему убеждению, я такого внимания не стою.
Мои друзья могут подтвердить, что я старался не привлекать внимания, когда приехал. Что поделаешь? Этого требуют некоторые обстоятельства моей жизни. К сожалению, я часто не могу себе позволить той откровенности, которой хотелось бы. Поэтому и сегодня я о многом вынужден буду умолчать. Придет время, и вы узнаете правду во всех подробностях. Все узнают. Но пока я могу рассказать очень и очень мало. Единственное, в чем я могу заверить вас, что работаем мы не покладая рук, и то, что мы производим, очень нужно людям, особенно тем, кто трудится на Крайнем Севере нашей страны. Я могу смело сказать: без нашего участия значительно затруднено было бы, например, освоение крупнейших месторождений нефти и газа на севере Тюменской области, на полуострове Ямал и многих других северных районах.
Мы непрерывно совершенствуем и улучшаем качество нашей продукции, и на сегодняшний день, беру на себя смелость заявить об этом, - мы значительно опережаем в этой области все развитые страны мира...
Тут зал возликовал, и восторженные аплодисменты долго не смолкали; впечатление от моего выступления было настолько сильным, что толпа человек в двадцать, почтительно отстав на несколько шагов, проводила нас до машины.
Феликс удивленно выяснял, почему я не перечислил всех своих регалий - уж в этом-то ничего секретного нет! Я отмахивался, давая понять, что не сделал этого из скромности. Впрочем, тут я не врал - имей я эти награды, все равно не стал бы распинаться о них перед людьми.
– Хотя бы о премии сказал, - продолжал ворчать Феликс.
– Медаль же висит, что о ней еще говорить? И если уж на то пошло - это ты должен был сделать.
Феликс не успел возразить - у машины нас ждали два старика в одинаковых двубортных полосатых костюмах, извлеченных после долгого хранения из шкафов, об этом свидетельствовали складки на брюках и на рукавах пиджаков и сильный нафталиновый запах...
– Это твои бывшие соседи, - на всякий случай напомнил Феликс, но я и без подсказки узнал стариков - вот кто совсем не изменился за эти годы: лет десять назад они выглядели такими же дряхлыми, хотя один был значительно старше другого. Младший брат, а старики были братьями, дружил с покойным отцом, когда-то сразу после войны они вместе приехали сюда на строительство электростанции. Города тогда еще не было, а там, где сейчас плещется так называемое море, шумел могучий лес, в котором водились тигры. Так, во всяком случае, уверял отец, умерший от туберкулеза, когда его единственному сыну не было еще восьми лет...
Феликса, пытавшегося подсказать мне имена стариков, пришлось довольно грубо оборвать. Уже прижимая стариков к груди и ощущая слезы на своих глазах, я все еще поражался бестактной деловитости Феликса, который за годы работы в газете привык к тому, что люди, мало-мальски чего-то добившиеся в жизни, начисто забывают свое прошлое и тех, с которыми оно было связано.
У стариков была ко мне просьба. Почему-то городской водопровод обошел их дом стороной (и дом покойной матери, конечно, ведь мы давние соседи). Всем провели во дворы воду, а о них забыли или ошибка какая-то произошла. Причина, наверно, в том, что дома эти стоят на отшибе, под горой. А может, что-то другое помешало, но так или иначе водой их обделили, а таскать ее из колодца по старинке обидно. Раз уж государство решило облегчить людям жизнь, то и им хотелось бы иметь то, что есть у всех. Они уже обращались в горсовет, но оказалось, что почему-то в смете их дома нет, а раз его нет в смете, то, значит, и денег не выделили. А без денег водопровод не проведешь - так им объяснили. И теперь устранить эту случайную ошибку может только вмешательство какого-нибудь большого начальства, поэтому они и решили побеспокоить меня, в надежде на то, что я не забыл их и замолвлю словечко где нужно. Это я лучше них знаю, где и что полагается сказать в таких случаях, не им меня учить, но без воды очень трудно, таскаешь ее из колодца, таскаешь, а силы ведь уже не те, совсем не те...