Структура
Шрифт:
– Зарплаты не будет.
– Вот-вот, - кивнул я.
– У нас есть единственный шанс. Надо доказать, что мы правы - создать генератор D-поля. Причем срочно, пока решение не вынесено. Если мы сейчас начнем пить горькую, то завтра пойдем бутылки собирать. Понимаешь?
– Понимаю, - очередной раз вздохнул он.
– Я тебя в отпуск отпущу. Как только сделаем. На целый месяц. Но чтоб ни капли пока. Договорились?
– Сколько у нас времени?
– До конца недели. Сразу после праздников заседание комиссии, будет выноситься решение.
Макаров помолчал некоторое время, потом хекнул недовольно, аккуратно слил оба стакана обратно в бутылку, закрыл ее и поставил под верстак. Забирать ее с собой не было смысла, у Феди наверняка нашлась бы еще заначка. Как только я выйду из слесарки, он, конечно, выпьет. Но после разговора был шанс, что работу все ж сделает.
– Я понял тебя, командир, - кивнул он.
– Что надо в первую очередь?
Ему три года до пенсии, подумал я. Если я его выгоню, сопьется совсем. А здесь мне придется мучиться с ним все это время. Как быть?
– В первую очередь нужна защита. И нужна она через час. А до вечера надо сделать корпус D-камеры.
– Сделаю, - кивнул он.
– Да, в принципе, все готово, только по мелочи осталось доделать кое-где.
– Вот и доделай их. Я жду тебя в "чистой", - поднялся я.
– ... по мнению лидера национального объединения, террористические акты в Риге и Даугавпилсе могли организовать пророссийски настроенные элементы...
– продолжило радио.
Проходя мимо приемника, я выдернул из сети вилку питания.
– Можно я у тебя радио возьму?
– Спросил я его, забирая бумбокс, который уже пару лет безвылазно стоял в слесарке.
– Хочу проверить, как D-поле влияет на радиоизлучение.
– Хм, - Федор, мягко говоря, был слегка ошарашен моей наглостью. Но я знал, что делал. Две горячие политические темы, которые постоянно мусолили журналисты, обязательно увеличат количество спиртного, которое будет принято Федором, едва я выйду за дверь.
– Бери, раз надо.
Хорошо, что он в интернете не сидит, подумал я, выходя из слесарки и двинувшись к чистому помещению. Электронный замок мигнул зеленым глазом. С силой толкнув дверь, я зашел внутрь. Чтобы избавиться от пыли, здесь поддерживалась избыточное давление. Сняв туфли и свитер, я перелез в специальный халат, надел стоящие здесь тапки и одноразовую шапочку.
Каркас генератора стоял на большом столе, посередине чистого помещения. Внешне он представлял собой пустотелый бериллиевый шар, в котором было проделано несколько отверстий. Переодеваясь, сквозь стеклянную дверь я видел, как Данила с Анцисом прикручивают к нему небольшой столик, на котором были укреплены несколько лазеров. Застегнув халат, я нацепил маску и через шлюз прошел внутрь помещения.
– У моей знакомой дочка погибла, - говорил Анцис глухим, из-за маски, голосом.
– Двадцать два года девчонке. Собралась в Кулдыгу к родителям, приехала на автовокзал, и в этот момент взорвался поезд. Ее горящим бензином и накрыло...
– Жесть какая-то, - ответил Данила, закрепляя на столике бимсплитер.
– Даже не представляю, кому понадобилось здесь такое творить.
– Пророссийски настроенным элементам, конечно, - невесело усмехнулся я, усаживаясь за компьютер.
– Отражатель поставили?
– Да, - ответил Данила.
– Вот ты смеешься, а ведь действительно есть те, кто хотел бы присоединить Латвию к России, - глухо пробурчал Анцис.
– Разве не так?
– Может и есть, - не стал спорить я, регулируя с клавиатуры движение отражателя.
– Только терактами никого ни к кому присоединить нельзя. А ты, кстати, не задумывался, почему такие люди есть?
– Почему?
– спросил Анцис, включая настроечный лазер.
– Вот ты представь, - я ввел параметры мощности.
– Ты родился здесь, живешь ты в стране, говоришь на своем языке. Вдруг меняется власть, и та часть страны, где ты жил, объявляет о независимости. Но это полбеды.
Анцис поднял на меня взгляд, ожидая продолжения.
– Тебе вокруг все говорят, что ты оккупант. Что язык, на котором ты говоришь с детства -- чужой. Тебя лишают гражданства и штрафуют за неиспользование языка, который тебе никогда не был нужен, потому что на нем в твоем окружении раньше никто не говорил.
– - Я настроил параметры D-поля, вытащив из лабораторной сети нужный файл. Анцис запыхтел, прикручивая крышку отражателя.
– - Как ты считаешь, это твоя страна? Будешь ли ты патриотом такой страны?
– Но ведь была оккупация!
– Убедительно произнес Каулиньш, подсоединяя провода управления к приводу.
– А человеку насрать, была она или нет, - ответил я, включая поиск устройств.
– Он персонально никому ничего плохого не делал и никого не оккупировал. Он просто жил в тех условиях, в которые его судьба поставила. Даня, включи зеленый лазер, пожалуйста, - отвлекся я.
– Понимаешь, Анчи, получается, что он несет ответственность и лишения за то, чего не делал. А это - несправедливость.
– Но ведь он может выучить язык, стать гражданином, интегрироваться в латышское общество - это ведь не так сложно...
– Может, - кивнул я, настраивая параметры привода.
– Многие так и сделали. Но с ними поступили несправедливо, вот в чем дело. А несправедливость - это такая штука, которая никогда не забывается. И не прощается.
– И теперь надо взрывать поезда?
– хмыкнув, спросил он.
– Ну, это еще большой вопрос, кто их взрывал, - я включил программу тестирования.
– Я хочу сказать, что те, кто у власти за тридцать пять лет независимости умудрились создать условия, в которых тридцать процентов населения чувствуют, что с ними поступили несправедливо. Это очень плохо, Анчи. Для нас всех.
– Но ведь это латышская земля. Значит, надо смириться и уважать такой порядок, - высказался он, включая в сеть систему обогрева.
– А они родились в русской семье, с рождения говорили по-русски, для них она русская, с чем они должны мириться?
– Парировал я, включая второй тест.
– Неужели так сложно интегрироваться? Почему?
– Примерно потому, почему ты не разговариваешь по-русски с Федей, - усмехнулся я.
– Анчи, вот чего ты русский не учишь? Давай интегрироваться взаимно!