Стукачи
Шрифт:
Слинять тебе надо отсюда. В бега уйти.
— Что ты, я не рехнулся. Самая малость осталась мне маяться. Выйду по закону, как человек.
— Засудили за чужую срань. Тебе от того и полушки не перепало. А ты — про закон? — удивился Шилов.
И спросил: — А случалось, что с зоны — линяли зэки?
— Бывало, — усмехнулся Миколай и позвал: — Микитка! Ходи сюды! Проскажи, как в позапрошлом лете мужики наши сбегли с зоны. Тут мой сусед интересуется.
Димка подвинулся, дав на своей шконке место бригадиру — грузному,
— А тебе это зачем понадобилось?
— Просто так, спросил деда, он тебя позвал…
— A-а! Не то я уж подумал, что и ты следом навострился, — разгладились морщины на лбу Никиты, и он рассказал: — В позапрошлом году это стряслось. Уже по теплу. Пригнали в зону новый этап зэков. Из них почти все политические. А трое наших, из работяг. Обычные мужики. Ничего особого. Поначалу, как водится, горевали шибко. Потом огляделись. Перезнакомились со всеми. Ну мы на их не особо глядели. Некогда. Одно чудным показалось, эти трое. — везде вместе. Хвостом друг за другом мотались. Дружные промеж себя. Ну и то не диво. По одному делу их судили. Они ж, считай, со школы вместе росли. Друг без друга куска хлеба не сожрали. Потому с нами они не сдружились. Все промежду собой.
— Ты про побег проскажи ихний, — напомнил Миколай.
— Не указывай. Сам знаю. Об том и веду разговор, — сердито глянул на старика бригадир и продолжил: — Они и спали рядком, и работали, как близнецы, как пальцы на одной руке. И никогда не ругались. Все у них было поровну…
Шилов и не заметил, не обратил внимания, как вокруг них, тесным кольцом, уселись на шконках работяги барака.
— Смирные были мужики. Это верно, потому никто не ждал от них подлянку, — заметил рыжий, бородатый мужик, усевшийся за спиной Шилова.
— С месяц они кантовались рядом с нами. Ни об чем не спрашивали. И про себя ни слова. Как вдруг хватились в конце работы, а их — след простыл. Охрана всю зону на ухи поставила. Где ни искали, будто и не было никогда, — говорил бригадир.
— Даже собак приводили. В цех, в барак. Мордой в шконки тыкали, белье ихнее нюхать давали, собаки чихают, а след не берут, — вставил рыжий.
— Стали грешить на фартовых. Обшмонали ихнюю хазу. Без толку. Ну, как провалились. Ни следов, ни улик, ни запаху. Начальник зоны чуть не охренел, даже параши велел проверить. Но в них, кроме дерьма, — никого. Ну, хоть тресни.
— На чердаках, в складах их шмонали. Даже в собачных сараях, — вставил Миколай.
— Фартовые чуть не сбесились, прознав, как их эти фрайера обставили. И все думали, как им удалось? Но так и не отгадали.
— Даже собаку с области привезли. Особую. Академика по трупам. Она их вмиг нюхом разыскивала. Но и тут прокол! — встрял круглый, невысокий мужик и хохотнул в кулак.
— Чего уж собака? Сам следователь Кравцов приезжал, да и тоже ни хрена не надыбал.
— Вот
— Мы уже говорили, может, у чертей мужиков нынче нехваток, вот и сперли наших? Кто ж на том свете — в преисподней, заменит черта, как не зэк?
— Всякие комиссии приезжали, проверяющих тьма перебывала! И ни хрена! Все без проку. Дергали и нас без конца. От следователя до прокурора. Все допрашивали, кто и как видел их в последний раз? А откуда мы помним? Устали с ними. Нас поодиночке и скопом трясли. Спрашивали даже, не сожрали ль мы этих троих на работе? — рассмеялся рыжий.
— И как же они слиняли? — потерял терпение Димка, добавив: — Иль так и не узнали?
— Прознали, как же? Без того не можно. Живы и здоровы все трое. Ни один черт их не сожрал, — отмахнулся старик.
— Куда ж делись?
— Они, падлюки, самым простым способом смылись. Высчитали все. Прикинули. И айда! В бочку влезли, какую под соленую рыбу сготовили. Мы их японцам отправляли. Дубовые те бочки были. Крепкие. Тяжелые. Их у нас и брали. Но мы про то недавно узнали. Когда мужики слиняли. А они, видать, от охраны прослышали. И не промедлили. Увидели, что охрана с отгрузкой торопит, кричит, надрывается, чтоб шевелились живей, усекли, что судно вот-вот уйдет с рейда. Последние бочки загружаются. И вперед! Пока охрана бочки считала, они посигали в одну и все!
— А когда забивали — нешто не видели, что в бочке зэки вместо рыбы засели? — удивился Шилов.
— Бочки, прежде чем забить, стружкой набивали. До верху. Чтоб не рассыхались. Стружки смачивались. Их японцы тоже в дело пускали. А мы иногда заместо стружек весь сор из цеха в бочки. И отправляли. Эти трое и воспользовались. Закопались в стружки. Их забили и отправили. С последней партией. А через час судно ушло в Японию, — хохотал бригадир.
— А отчего сразу на бочки не подумали?
— Оттого, что так никто до этого не линял. Всяко сбегали. Но не так. И мне, если б сказали — не поверил бы. Ить задохнуться могли живьем. Все трое. В бочках ни щелки, ни дырки нет. А как дышать? Это ж на верную погибель решиться надо, ровно, как руки на себя наложить. Шансов на жисть, считай, не было, — посерьезнел Никита.
— А как вы прознали, что живы они? — не верилось Шилову.
— Ровно через год японцы сами про то признались и рассказали по радио про тот случай на весь мир. И эти — трое — выступили, что им стружкой до гроба просираться, — нахмурился рыжий мужик.