Ступень Четвертая. Часть первая
Шрифт:
— Почему нет? Со мной пытался связаться человек утверждавший, что он волхв Варсонофий. В смысле настоящий волхв Варсонофий из настоящего волховского сообщества. Обещал всестороннюю помощь и пропал.
— То есть волхвы все-таки существуют?
— Я бы сказал так. Существует по меньшей мере один человек, представляющийся волхвом.
— Ярослав, ты меня очень обяжешь, если передашь ему мою просьбу встретиться. Или хотя бы поговорить.
Он поднял телефон, намекая, каким образом могут произойти переговоры, а затем вставил флешку с соколовским досье
— Когда Соколов погиб, он возвращался с приема у Мальцевых. Очень крупного приема, посвященного дню рождения Игната Мефодьевича.
— В идеале бы записи с него посмотреть, — намекнул я. — Ритуал не одноминутный. Нужно не просто вселиться, а еще считать память.
— Можно запустить фантом, — напомнил император. — Так что на записи я бы не рассчитывал, разве что на список приглашенных. Но записи, разумеется, будут просмотрены.
— И досье на каждого. Не изменилось ли поведение у кого из гостей или самого Мальцева. Хотя сам Мальцев вряд ли.
— Почему ты так думаешь?
— Больше потому, что он очень старый, то есть может просто умереть в любой момент, тогда переселение произойдет неконтролируемое, — пояснил я. — Но и на общение с ним я тоже опираюсь.
— Как раз от Мальцевых была прислана книга Вишневским, — напомнил император.
— Сам он отрицает, что что-то отправлял, и я склонен ему верить, — почти не задумываясь, ответил я. — И не потому, что Игнат Мефодьевич кажется мне кристально честным человеком, а потому что он не стал бы врать там, где очень легко проверить. Ведь очень легко проверить, кому Вишневские перевели деньги, не так ли, Ваше Императорское Величество? — спросил я, будучи уверенным, что они это уже сделали.
Глава 22
Судя по всему, император решил меня считать лицом полезным и условно хорошим, пока я не докажу обратного, но вопрос ученичества больше не поднимал. Расспрашивал больше о Накрехе. А что я мог ему рассказать, кроме уже сказанного? Да ничего. До обеда все разговоры мы закончили, и меня отвезли обратно в «Крылья», где на проходной сообщили, что меня срочно хочет видеть директор. Пришлось идти сразу туда, очень уж охрана настаивала. Видно, Андрееву позвонил Ефремов или кто-то от него, потому что сразу зашла речь об удалении Полины из школы.
— Антон Глебович, мне обещали, что она продолжит у вас числиться и сможет сдать экзамен.
— А не логичней будет оформить перевод?
— Перевод мы всегда успеем оформить, а пока давайте так. Я даже не потребую от вас возврата ни всех денег, ни части.
— А на каком, собственно, основании вы можете потребовать возврат? — возмутился он.
— На основании того, что в вашей школе чуть не погибла девушка из моего клана. Причем не погибла исключительно потому, что ей была оказана помощь Тимофеем Давыдовым
— Она пострадала по вашей же халатности. Я требую, чтобы у наших преподавателей была возможность попасть в ваш блок и контролировать то, что вы делаете.
— Она чуть не погибла по вашей халатности. По причине того, что в вашу школу может пройти любой желающий и пронести что угодно. Больше я вам ничего не скажу — это государственная тайна. Но вы можете позвонить Ефремову и выяснить у него.
— Наша школа — самое безопасное учебное заведение в стране, — пафосно сказал он.
— Безопасность в вашей школе сильно преувеличена, — отрезал я. — Не хотите судебных разбирательств с выплатой нашему клану и громким скандалом, значит, мы с вами договоримся. Хотите — наш клан получит много денег и сменит школу. И о причине этого будет сообщено очень громко, поэтому сменим школу не только мы.
Мы буравили друг друга глазами, и Андреев очень хотел меня продавить. Но после того, как я все утро тренировался с императором, у директора школы не было ни единого шанса в нашем противостоянии. Вскоре он это понял сам, но, не желая терять лицо, сказал:
— Я переговорю с Дмитрием Максимовичем и выясню, насколько справедливы ваши притязания. Но место в блоке должно освободиться сегодня. Это требование императора.
— Я не могу сказать вам прямо сейчас, когда Ермолину можно будет перевозить.
— Ее можно перевести в лазарет школы, — предложил Андреев. — Она будет под присмотром настоящих специалистов.
— Я им доверяю меньше, чем своим. Но как вариант можно рассмотреть. Жизнь Ермолиной в настоящее время вне опасности. В блоке же нужно будет полностью заменить кровать Ермолиной.
Директор вздохнул и предложил:
— А давайте мы вам поменяем блок? Скажем, с тремя спальнями? У вас будет личная, как у главы клана.
Я прикинул, сколько придется тратить время на проверку и установку новой защиты и снятия всего со старого блока, и решил, что обойдусь без личной комнаты. Потом вспомнил, как сейчас выглядит комната девочек, и задумался. Потом набрал Ефремова.
— Что еще случилось, Елисеев? — настороженно спросил он.
— Мне директор школы предлагает переехать в другой блок.
— Ну и? Ты не можешь такую простую вещь решить самостоятельно? Я тут при чем, Елисеев?
— При том, что в комнате девочек нужно делать ремонт. И у меня возник вопрос, насколько Андреев в курсе ситуации? Точнее, насколько его можно вводить в курс, поскольку он ничего не знает.
Ефремов задумчиво засопел.
— Нужно донести до него, что было покушение на великую княжну, а то так и будет наглеть. Вот что, Елисеев, дай ему трубку. Все равно он тебе не поверит.
— Антон Глебович, с вами хочет поговорить Дмитрий Максимович.
Я протянул телефон директору и даже не стал подслушивать, потому что смысл напрягаться, если там не скажут ничего из того, чего бы я не знал? Зато на лицо директора я полюбовался. Столько эмоций не каждый день увидишь. Вернул он мне телефон совершенно разбитым.
— Все, Елисеев, решил я твою проблему, — гордо сказал Ефремов. — Кстати, и с пятой в вашу группу тоже определились. Разрешение на перевод из школы в школу получено. Хочешь личный совет?