Ступени из пепла
Шрифт:
— Ты думаешь, ей надо будет что-то говорить?
— Я не нарочно… — чувствовалось, что паника вот-вот лишит Эсстер самообладания. — Только верхний пояс, сестра! Ничего непристойного, клянусь жизнью!
— Тихо… тихо, — Тигрица привлекла её к себе. — В следующий раз думай. Развлекаешься — пожалуйста, ничего страшного, но знай границы.
Тень обхватила Тигрицу, дрожа крупной дрожью.
— Я не буду так, обещаю… только не говори ей!
— Не скажу. Теро, ты сделала Май
— Соображаю, не маленькая, — проворчала Тень, отпуская Тигрицу. — Кстати, «Теро» — откуда это?
Тигрица опешила.
— Не знаю, Эсстер. Само вырвалось. А что?
— Так звала меня мама, — Тень прижалась лбом к дверному косяку и некоторое время стояла неподвижно.
Когда Реа готова была уже встревожиться, Тень повернулась к ней и сообщила:
— Твоя очередь. Сделаешь три прохода на предыдущей скорости. Потом, если потребуется, будем учиться. Как вернёмся от Её Светлости.
Я вышла к этому дому неожиданно. Вовсе не собиралась. Более того, даже не знала, что Ланте Ривеин — убийца Дени — обитает… обитал здесь же, в Тегароне. Вход в его дом был помечен позорной серо-чёрной лентой. Обитатели дома в немилости. Наверняка меня ждёт официальная бумага, где я должна решить судьбу его родственников.
Толпа зевак вокруг. Сад внутри ограды изломан, изгажен. Как и сама ограда. Видны разбитые стёкла. Признаться, я ощутила отвращение и стыд. Ланте мне не было жаль: у него была возможность не осквернять себя пролитой кровью. Но родственники? Сидеть так, не имея возможности даже протестовать против летящего в окна собачьего помёта и камней?
А вердикт принято выносить не спеша.
О, Тегарон, некоторые твои обычаи чудовищны.
Я открыла входные ворота (зевак словно ветром сдуло) и вошла. Затворила за собой.
Двинулась к дому, стараясь не наступать на «знаки неодобрения горожан». Это было нелегко.
Двери дома не были заперты.
Я прикоснулась к стене, и «эхо» отозвалось. Оно было отвратительным, не лучше смрада собачьего дерьма под ногами. Ланте… ты не был «куклой», ты был просто жаден, жаден не в меру. Но всё же сказал правду: у тебя тяжело больная бабушка. Ты заботился о ней, ты не был законченным негодяем.
И нет матери. Я не знаю, что с ней стало — пока не знаю. И двое младших братьев.
Что же ты наделал, Ланте…
Слуги. Смелые люди. А может, отчаявшиеся — кто теперь возьмёт их к себе? Дурной знак. Упали на пол, вжимаются в паркет, чувствую их нестерпимый страх и отчаяние. Главная потерпевшая пришла покарать всех лично.
Куда дальше?
Дверь слева открывается, выбегает мальчик — средний брат. Он видит меня и, вероятно, быстро соображает, кто перед ним. Злость, отчаяние, бессилие сменяют друг друга. Он молчит. Знает, что такое строгий траур. Знает, что такое — поднять руку на Светлую.
Я
Тёмное, что-то тёмное. Хотя обоняние могло бы подсказать и раньше, не будь инстинктивно пригашено мерзкой вонью вокруг. Вы страдаете по обычаю, вы не заслужили такого. Я знаю, вы бы не одобрили того, что совершил Ланте.
Иду, уверенно, туда, откуда даёт о себе знать источник «темноты».
Средний, теперь уже — старший брат следует по пятам.
Комната закрыта. Пытаюсь открыть — заперта. Делаю знак Лагайри — открой.
Не смеет противиться. Хотя боится и ненавидит меня. Щелчок замка, дверь отворяется.
Душно. Но чисто. Бабушка… да, она давно больна. И нет лекарств. Денег в этом доме почти не осталось. И выйти на улицу не так легко, «возмущённые горожане» постараются поиздеваться — это ведь безнаказанно.
Я присела перед ней.
«Зрение», помоги.
Вижу.
Женщина пошевелилась. Вряд ли она узнала меня. Вряд ли она была в состоянии кого-то узнать, страшная боль в спине, подкрадывающийся паралич отняли у неё почти всё, что осталось от жизни.
Звон позади. Глухой удар.
Лагайри. С младшим братом. Вытащили откуда-то свёрток. В нём — несколько десятков монет и всё то, что, вероятно, осталось от сокровищ. О небеса… Мать, их мать… покончила с собой день назад. На рынке, где у неё отняли почти все деньги, что оставались в семье.
«Зрение», ищи грабителя… ищи. Злом не исправить зла. Но урок — будет.
Оба внука лежащей передо мной упали на колени. Молча. Закрыли головы. Последняя надежда. Забери всё, оставь нас. Ещё один день жизни, пусть даже такой.
Я вернулась взглядом к больной и снова сосредоточилась.
Майтенаринн ожидала боли, обморока, чего-то ещё… нет, на сей раз черноту удалось «вытолкнуть» без особого труда.
Получается всё легче — хорошо это или нет?
Но усталость пришла, как и прежде. Майтенаринн почти безучастно смотрела, как исцелённая женщина прикасается к груди, пытается сесть. Слаба, мускулы плохо держат её. Оба внука бросились к ней…
Майтенаринн прикоснулась к щеке женщины и, кивнув, удалилась. Не оглядываясь.
У самого порога её осторожно потянули за рукав.
Оглянулась, присела.
Лагайри протягивал кольцо. Кольцо своей матери. Знаками просил его взять. Очень просил.
Майтенаринн взяла, кивнула. Прижала ладонь к его лбу… ты станешь мореплавателем, Лагайри. Если сможешь вытерпеть то, что случилось. Мальчик торопливо поклонился, бросился прочь, в глубины дома.
На пороге Майтенаринн обернулась и сорвала знак немилости.