Ступени Нострадамуса
Шрифт:
— Непостижимо мощная машина. Фронт по меридиану и тыл по широте.
— Вот это все пришлось наглядно разъяснять на встречах союзникам. Их тревожило, не как врага победить, а как побольше вырвать для себя после победы, притом нашими руками. Говорят, дипломатия — это умение скрывать свои мысли. У товарища Сталина был другой подход, и, мыслей не скрывая, он забивал партнеров важных в угол.
— На Западе теперь не могут вам этого никак простить. И обливают вас пролитой кровью в войне и до войны.
— Нам было не до споров с ними. Из пепла предстояло вновь заводам встать, людей всех надо накормить и не попасть буржуям под ярмо.
— Вновь вспомнить Пушкина придется: здесь гений и злодейство — сплав.
— Вы так думаете? — нахмурился Сталин.
Из — за клумбы показался Берия.
— Лаврентий, — подозвал его Сталин. — Вот горный гость прочтение Пушкина нам предлагает. Будто в стране нашей и Моцарт, и Сальери, его что отравил, в одно целое слились. Ты что мне скажешь?
— Побеседовать бы с гостем, — неопределенно ответил Берия, вперив свой змеиный взор в странника.
— Нет времени, товарищи мои! Взгляните, солнце перевалило через зенит. Пора обедать. Пойди, Лаврентий, и распорядись. Гостя угостить повелевает закон гор. Барашка там недавно нам прислали. По шашлыкам ты мастер был, Лаврентий.
— Все будет так, как надо, — многозначительно заверил Берия и зашагал к дому.
— Отменный вождь охраны, но склонен перебрать. Боюсь, кое-какие его дела повесят на меня. И будут правы. Опасно доверять полностью любому человеку.
— Но разве можно так кипеть в «смоле друзей», по — вашему, враждебных?
— Приходится, мой гость. Среда вокруг нужна, хотя и пахнет дегтем и греется бесовской командой.
— Не одиноки ль вы тогда?
— Пожалуй, да. Товарищ Сталин, заботясь о сотнях миллионов, сам одинок. Жена погибла, сын пьет. Другой расстрелян был в плену. Дочь спуталась с жидами…
— Не ожидал услышать это.
— Вы не поняли меня. Среди них много русских и армян. Они-то обзывают меня злодеем, закрывая глаза на то, что сделано в стране. Она им безразлична. Им чужды нужды пролетариата.
— «Пролетарии всех стран…»
— Их соединение будет долго мир пугать. До той поры, когда они соединятся.
— Но не к этому ль звал Троцкий?
— Троцкий? Он Иуда и революции никогда не понимал. Метался между партиями и уклонами, так и не найдя себя. Присоединился к тем, кто о злодействе горло прокричал. Всякая война — злодейство, нарушение Божьих заповедей. Но сколько мир живет, столько было и войн на Земле несчастной.
— И вы хотели б мира всем? Предотвратить планеты гибель?
— Хотел бы, но мир возможен лишь в бесклассовом обществе, которое мы так преступно рьяно и жестоко, по мнению врагов, у нас здесь строим. Но эта цель понятна людям. Она их может всех сплотить, и ради этого готов товарищ Сталин на любые клички от полубога до четверть сатаны.
— И в этой кличке выше Бог?
— Я в семинарии учился, порой цитатами грешу, стихи когда-то написал.
— Да, непростой вы человек. Судить по общей мерке трудно.
— А вы хотели бы судить? Не много ль на себя берете?
— Я в безопасности, как гость. И в этом вам я доверяю.
— Доверие — людской порок похуже даже пьянства.
— Позвольте мне не согласиться. Лишь доверяя, можно жить.
— И умереть безвременно. А впрочем, нам пора к обеду. Берия скор на руку. Шашлык пахучий уже ждет нас. Я чую дивный аромат шампуров на жаровне. Гиена, посмотрите, тоже. Запах шашлыка волшебною владеет силой. Вот что поэтам надо воспевать! Пошли, мой гость с тропинки горной.
— Благодарствуйте, я — с вами.
— Нет, по закону гор вам первому идти, вы уж простите нас, коренных кавказцев.
Пришелец шел впереди «вождя всех времен и народов» и вместе с ним, пройдя мимо миндального дерева, поднялся на веранду.
На этот раз грубый стол был накрыт ослепительной скатертью и сервирован на три персоны ценным серебром.
— Зачем все это? — поморщился Сталин. — Шашлык едят с шампура. Но кахетинское здесь к месту. Быть может, пропустим по стаканчику, мой гость?
— К сожалению, я не пью.
— И правильно делаете. Попробуйте и будете жалеть, что не пили всю свою долгую жизнь аксакала. Нет ничего приятнее грузинских вин. Куда там французским коньякам! Товарищ Сталин пробовал немало. И кахетинскому остался верен, как цели революции.
Гиена сидела у ноги хозяина, облизываясь от распространявшегося по саду запаха, заглушившего все ароматы роз и миндаля.
Появился Берия, с необычайной ловкостью держа в руках несколько дымящихся шампуров с шашлыком.
— Лаврентий, я тебе наливаю. Наш гость не пьет, что возьмешь, конечно, на заметку.
— Прекраснейший шашлык по всем традициям кавказским! — торжественно возгласил Берия:
— Первый шампур гостю!
— И не только ему, но и нашей гостье из породы для кавказца более, чем редкой, гиене, — поправил Сталин.
И Сталин потянулся к положенному перед гостем шампуру с кусочками мяса, сала и лука.
— Из ваших рук она не примет.
— Не примет? Дрессировка? Боязнь, что ее отравят? Тогда сами угостите своего зубастого друга.
Сталин передал снятый с шампура кусок мяса старцу, и тот протянул его гиене.