Ступени Нострадамуса
Шрифт:
— Запрещение Тарасу Шевченко писать картины в ссылке было серьезной ошибкой царской власти. А со «скоторадетелями» разберусь.
— О царях вспоминать не будем, хоть Николай Палкин не только самодурством памятен, но и тем, что он во дворце на походной кровати спал и шинелью накрывался. И вставал до зари.
— Солдат в императорском звании, — поддакнул Берия.
— Ну вот что, Лаврентий. Я сейчас в горы погулять пойду. Так ты охраной своей мне не докучай. Закон гор меня оградит, а я его соблюдать буду. Понял?
— Закон гор! Понял! — отрапортовал Берия, сверкнув стеклами пенсне.
— Скажи, Лаврентий, чем ты на Гиммлера похож в двух отношениях?
— Оба на двух ногах ходим, — подумав, сказал Берия.
Сталин поморщился:
— Оба вы в пенсне, — поправил он. — И оба власть стережете, как псы цепные.
— Пенсне? От близорукости врожденной.
— В политике близорукий, как крот в бане. Того и гляди, кипятком ошпарят. — И Сталин рассмеялся своей не слишком острой шутке.
Берия счел нужным тоже хохотнуть, но, став серьезным, добавил:
— В пенсне вдаль смотришь, а в политике — на два аршина под землю.
— Ну, оставайся. Встречать меня не надо.
И Сталин направился к калитке, пройдя мимо нежно пахнущих роз. Он подумал, что миндаль пахнет крепче, мужской это запах, аромат силы.
Недаром цианистый калий, яд сильнейший, по запаху ему как бы родной брат.
Миндальное дерево росло еще и сразу за калиткой, и Сталин с удовольствием вдохнул «заряженный силой» воздух.
Тропинка вела в гору.
С одной стороны был крутой лесистый склон, с другой — обрыв в ущелье, где на дне кипел в бурунах горный ручей. В паводки, когда таяли в горах снега, он превращался в бешеный поток.
Сейчас он белой струйкой вился в сумраке ущелья.
Сталин, сам родившись в горном селении Гори, любил поговорку альпинистов, что «красивей гор только горы».
Кавказский хребет синел вдали, а за ним — родная Грузия. Сейчас, расчувствовавшись при виде гор, он готов был выполнять их закон.
Высоко на виляющей тропке появилась фигура человека в серебристом халате и рядом с ним «собака».
«Кто это? Должно быть, козий пастух со своим псом. Другому в запретную зону не пробраться. И не халат вовсе, — поправил себя Сталин, — а бурка. Серебристый подобрали мех. А папахи нет. Волосы седые. Видно, аксакал. В горах они живут за полтораста лет. А в Москве белокаменной в круговерти борьбы с врагами и враждебными друзьями и ста лет не проживешь. Один врач — дурак Виноградов в профессорском звании посоветовал отойти от дел, поберечь свою голову. Вот его головой Берия и занялся. Типичный вражеский выпад. Любой ценой хотят убрать вождя. Заговоров не счесть! Не выйдет! «Есть еще порох в пороховницах», как говорил незабвенный товарищ Тарас Бульба».
Сталин любил русскую литературу и часто щеголял цитатами, поражая памятью окружающих.
Сейчас окружения не было. Старик спускался по тропе ему навстречу, но был еще далеко.
Ну что ж, традиция требует встретить его, как давнего знакомого. В горах все знакомы или должны быть знакомы.
— Здоровья и благополучия желаю старейшему в горах, — крикнул Сталин, едва старый человек с «собакой» странной породы появились из — за поворота тропинки. В знак уважения Сталин поднялся с камня, на который присел отдохнуть.
— День добрый, путник встречный! — приветливо отозвался старец. — Знакомо мне твое лицо.
— Изображения его рассеяны повсюду. Что делать, если людям это нравится? Товарищ Сталин мирится с этим.
— Усами схож, но рябоват, — заметил старец, вглядываясь в облик встреченного на тропе.
— Коль лесть беззлобна, он ее прощает. А у тебя, старейшина, надежный защитник. Приучен коз пасти?
— Защитник верный, это правда. Но коз не видел никогда.
— Не из Сухуми ли? Там в обезьяннике могла бы жить гиена. Не помесь ли ее с собакой у тебя?
— Мы с нею вовсе не оттуда. Нас привели сюда дела.
— Хотел бы узнать вас обоих поближе. И приглашаю аксакала в свою саклю. Таков у нас обычай.
— Традиций этих благородство с глубоким уваженьем чту.
— Тогда нам будет по пути.
— Благодарствуй, друг — прохожий. Не тесно будет на тропе.
— Она ведет к калитке правительственной дачи.
— Надеюсь, сакля рядом? Хотел я к Сталину попасть и так удачно его встретил.
— Товарищ Сталин гостя сам к себе проводит.
Гиена зарычала и бросилась на куст. Оттуда послышался крик.
— Назад! Ко мне! Стой, Андра! — командовал старик.
— Охранник прятался, чтоб Сталин себя считал в одиночестве. То — Берия усердие.
Гиена вернулась к ноге хозяина.
Дошли до калитки, около которой росло миндальное дерево.
— Миндаль и горек, и приятен. Как запах жизни он.
— Товарищ Сталин сам здесь его посадил. На Востоке говорят: «Каждый должен оставить после себя сына и посаженное дерево».
— Нам есть о чем поговорить.
— Не подозрителен ли этот интерес?
— Фантаста Ленин принимал и рассказал о дерзких планах.
— Ну как же! Герберт Уэллс! «Россия во мгле». А о какой России вы хотели бы услышать?
И Сталин и его почтенный спутник, который был на голову выше вождя, уселись на садовую скамейку напротив розария, за которым мелькнула фигура Берия в темном плаще, несмотря на ясный день, и в такой же шляпе.