Ступени в вечность
Шрифт:
Ей сделалось и неуютно, и любопытно.
— Тут разных тварей полно… — неопределённо протянул он после недолгого молчания. — И мало что про них ведомо. Вот и говорю: чтобы потом не жалеть.
— Хотел бы меня сожрать — так время было, — заметила девушка. — А он другой совеем… А глаза какие! Человечьи! Нет, конечно, не человечьи… но тоже не звериные, Говорю тебе: он точно на меня глядел, да ещё как… Мне тогда показалось, я что-то вспомнить не могу, знакомое-знакомое. Вот ещё чуть-чуть — и отыщется… А тут ты
— И хорошо, что раскричался. А то «ещё чуть-чуть», — повторил он её слова, — и возись потом с тобою.
Маритхе стало совсем неуютно, даже страшно.
— Ты все помалкиваешь, того не говоришь, этого недоговариваешь… А меня уже дрожь пробивает.
— Это хорошо, пускай пробивает. Меньше со всякими тварями переглядываться будешь.
— Тангар!
Теперь она разозлилась не на шутку. Хоть он за ней и ходит, как за малым ребёнком, хранитель — не Сын Тархи, чтобы без повода глумиться. Не тот у него пошиб, не та сила взята над нею.
— Если есть что сказать, то прямо говори, а не стращай понапрасну! Или тебе в удовольствие над глупой женщиной издеваться? Нравится, когда у меня живот от страха сводит? Тогда, считай, уже повеселился! Мне и так несладко! И дорога мне эта не нужна. Не нужен мне ни Иган, ни Великий Раванга, ни золото — ничего! Покоя хочу, только покоя! Так нет же, не отпускают, тянут в разные стороны, стращают — живого места нет!
Отдышалась после гневной речи. Молчит хранитель, не проняло его, решила Маритха, однако он ответил, хоть и не сразу:
— Это как выходит? Даже Иган уж больше не нужен? Такую дорогу одолела, а тут вдруг упала? Зачем тогда в запретные земли потащилась?
— Ничего не вдруг, — отрезала Маритха, хоть можно было и вовсе промолчать — какое ему дело! — Да и какое твоё дело? Ну, одолела дорогу… ну, потащилась… кому какое дело? Главное, что вовремя сообразила — моя глупость, зря из Ашанкара убежала. Не нужен мне Иган, давно уже не нужен, и я ему точно так же. А дороги не воротишь, и золота не вернёшь… Что, неправда? И дома отцовского мне не видать…
Вот как он, значит, про неё… А она-то себе вообразила, что хранитель не просто так о ней печётся! Что заботится, жалеет… что сердце у него не от усталости стучит так неровно… Размечталась.
Вот и молчать бы теперь. Гордо. Холодно. Однако Маритха продолжает что-то сбивчиво твердить, словно оправдаться хочет. А за что? За Игана, что ли?
— А в запретные земли я не из-за Игана совсем… Великий повелел. Сказал, что поможет, если пойду, куда скажет! Вот я и пошла, на свою беду.
— Поможет? Так ты что же, не просила наречённого вернуть? Тогда чем он тебе поможет?
Девушка сообразила, что в запале наговорила лишнего.
— Не могу я тебе сказать! — почти взмолилась она. — Нет, не подумай!.. Я тебе верю! Даже Раванге меньше верю, чем тебе! Но сказать не
Хранитель наклонился вперёд, неуклюже потрепал её по плечу, сквозь толстый верхний арчах даже не почувствовалось.
— Да не тревожься ты. Не в обиде я. И не расспрашиваю вовсе. Я про дела Великого все понимаю. Это… к слову пришлось. Удивился, когда ты про Игана своего так сказала. Стало быть, уже не нужен… — задумчиво, без всякой издёвки, повторил он. — Отказалась, а ведь уж столько прошла. Столько трудов положено! Я и не удержался… Прости, раз обида от моих слов почудилась.
Теперь промолчала Маритха. Опять она зря на него… Тангар не дождался ответа и, верно, подумал, что девушка злится.
— Я и не думал над тобой смеяться, — зачем-то уговаривал он. — Больше уж над Иганом твоим. Не знаю, что промеж вас там вышло, а до самых запретных земель ни одна женщина бы не потащилась. Подождала бы, сколько там положено, и все. Значит, нужен был, коль пошла. Это на равнине вашей плохо видно… а тут такое дорогого стоит. Даже зависть берет, — пробормотал он. — Вот я над ним и того… дурак он.
— Он не дурак, — сказала Маритха.
Неосторожные слова хранителя приятно щекотали внутри, перекатывались тёплыми волнами, отдавались частым стуком сердца. Есть и в горах свои радости.
— Он совсем не дурак, — неожиданно прорвалась её рана, старательно укрытая от сторонних глаз. — Наше семейство Ведатель проклял во время сговора. Вот Иган и сбежал. Это я глупая была. Мысли дурные от себя гнала, верила, что не от меня сбежал, а за золотом подался. А что до самой Табалы добралась — так это не от верности большой, а от отчаяния. Мне без мужа в Ашанкаре некуда податься было, негде голову склонить. Из родичей сестра одна осталась, а та… — Она вздохнула, махнула рукой. — Мне найти его нужно было. Вот и нашла… почти…
Маритха уже жалела, что разболтала все Тангару. Все испортила. Уж очень хотелось объяснить, с чего это вдруг её верность закончилась, та самая, которая так его восхитила.
Вот и постаралась. Хранитель молчал.
Тепло, оставшееся от дороги, уже совсем выветрилось из-под арчаха, и девушка уже приготовилась выбивать зубами дробь, как спутник сам встал и без слов принялся готовиться к ночлегу. Маритха нерешительно потянула ремни своего арчаха.
— Так, может, скажешь все-таки, чем тот зверь такой опасный, что и смотреть нельзя? — Маритха не в силах была молчать, хоть слово из него хотелось выцедить.