Стыдные подвиги
Шрифт:
Конечно, его внутренняя метаморфоза была очевидна: уверенный в себе, Евгеша то и дело выхватывал телефон и грубо материл собеседника — наверное, того самого прораба. Шутки насчет безволосой головы тоже стали другими. «А тебе, лысый, я телефон не скажу!» — процитировав эту фразу из рекламного ролика клиники «Real Trans Hair», Евгеша нетрезво хмыкнул и добавил, что люди из упомянутой клиники — жлобы; за пересадку волос просят сорок тысяч долларов.
Я задумался. Понимать бизнесменов надо уметь. Я умел. Евгешина фраза означала: 1. у него есть сорок тысяч долларов; 2. эти сорок тысяч — не
А вкус к жизни — о, это очень важно. Работаешь десять лет, проклиная себя и весь мир, учишься на ходу, суетишься, налаживаешь, считаешь и пересчитываешь, успокаиваешь недовольную жену, выкраиваешь на детей, жрешь раз в день какую-нибудь бесконечную курицу с макаронами, если есть курица, или макароны без курицы, и вдруг понимаешь, что — вот, победил, можно есть рыбу и стейки, и отдыхать по воскресеньям, и ходить в кино, и съездить в Арабские Эмираты. Приобрести костюм и галстук, помочь другу, дать тестю денег на операцию по удалению почечного камня, устроить дочь в художественную школу, — а впоследствии даже задуматься о пересадке волос с затылочной части на лобную.
Евгеша был в порядке. Показал фотографии с верблюдами и пирамидами. Звонко щелкнул недавно вставленными зубами.
База его — офис и двор, заваленный полосами и лоскутами металла, тавром, двутавром и прочими стальными полуфабрикатами, — располагалась в особенном месте, в парикмахерском училище; когда-то здесь получила диплом моя жена. Повсюду пахло лаком для волос, слышался смех и крики начинающих куаферов, бродили девочки с волосами, выкрашенными в цвета, несуществующие в природе.
Хитрый Евгеша бесплатно (или с большой скидкой) делал здесь ремонты, красил полы, вставлял стекла и в обмен имел в распоряжении обширную территорию на задах.
Прямо под окном его маленького кабинетика стояли в ряд три авто: новенькая японская малолитражка, огромный автокран и — третьим в ряду — тот самый грузовичок. Теперь потрепанный и ржавенький. Чуть перекошенный даже.
«До сих пор жив», — сказал я, ища в себе ностальгию и не находя ее.
«Покупай, — небрежно сказал Строитель. — Тебе отдам дешево. Хочешь работать — садись за руль и работай».
Я не сомневался ни секунды. Пять лет назад я без дискуссий вытащил из кармана пять тысяч долларов, чтобы грузовик кормил моего приятеля, — теперь я без дискуссий вытащил из кармана триста долларов, и тот же самый грузовик стал кормить меня.
К черту дискуссии — лучшие покупки совершаются не глядя.
Грузовик оказался полумертвым, он хрустел, скрипел и дрожал. Все, что могло подтекать, подтекало. Все, что могло рассохнуться и треснуть, — треснуло и рассохлось. Я призвал в партнеры сидевшего без работы Сашу Моряка, — тот пришел в восторг и за три недели при помощи набора ключей и ящика водки привел покупку в божеский вид.
Обмыли по всем правилам: разбив об колесо бутылку пива.
Увидев грузовик, жена долго смеялась.
«Садись, — предложил я. — Прокачу».
«Ты с ума сошел, — ответила Ирма. — Вдруг меня кто-нибудь увидит?»
«Как хочешь», — сказал я.
И уехал, распевая старую песню:
Прокати нас, Ванюша, на тракторе, До околицы нас прокати.3
Имея дело с легковой машиной, надо непрерывно заботиться о ее внешнем виде. Мелкая царапина — неприятность. Ржавчина — драма. Вмятина — едва не трагедия.
Повредив полированный бок своего седана, гражданин два дня пьет от горя; на третий день опустошает семейную кассу и спешит в автосервис.
Но если ты имеешь грузовик, — тебе глубоко наплевать, как он выглядит. Грузовой автомобиль создан, чтобы работать. Мыть его желательно, но не обязательно. Чистить кабину внутри — бессмысленно и глупо. Грузовик — это не средство передвижения, а пресс для выжимания денег из окружающей действительности.
Когда мы с Моряком обнаружили, что капот проржавел насквозь, в самом видном месте, прямо под эмблемой завода-изготовителя, — мы взяли кусок газеты, сложили в несколько раз, обильно покрыли клеем и налепили поверх. Замазали масляной краской. Кто не знает — это называется папье-маше.
Когда перестала закрываться дверь, — Моряк приобрел в скобяном магазине массивные петли, насмерть прикрутил их болтами и на ночь вешал амбарный замок.
Трещины на лобовом стекле заклеивались прозрачным скотчем, само стекло по периметру мы надежно укрепили пластилином, реквизированным мною у собственного сына.
Сын не возражал — когда я катал его, парень приходил в восторг. Я научил его выплевывать жвачку на крыши проезжающих мимо шикарных внедорожников. Не из хулиганства — из классовой неприязни.
«Газель» — высокий и просторный грузовик; пилотируя его, чувствуешь себя королем мира.
Дорожные инспекторы не останавливали нас никогда. По машине было видно, что сидящие внутри ни копья не отдадут без боя.
Кузов превратился в клоаку: мы возили цемент и песок, кирпич и щебень, картофель и морковь, металлолом и доски, строительный и бытовой мусор.
Делать деньги на мусоре — фокус, известный во всем мире. В Италии и Америке этим занимается мафия. Мы с Моряком были сами себе мафия. Вывезти кубометр мусора из Москвы, свалить где-нибудь в овраге — тысяча рублей. Гадкий, жалкий, убогий бизнес, — однако наши семьи были сыты.
И еще: если ты имеешь грузовик — грузовик имеет тебя, и однажды ты обнаруживаешь, что провонял маслом, и твои руки черны, и держатся немного на отлете, локтями наружу, поскольку ты привык крутить-вращать большой тяжелый руль, и в карманах брякают, вместе с медной мелочью, разнообразные гайки-шайбы, и зубы желты от табака, потому что не бывает такого, чтобы человек водил грузовик и не курил. И левый локоть уже в апреле покрыт загаром. Иногда и левая щека тоже.
Но все же владеть грузовиком — это круто. Я заходил в чужой офис, приезжал в гости в чужой загородный дом, смотрел на диван, который надо было выбросить, или на железные ворота, которые требовали починки, или на любой другой крупногабаритный хлам — и небрежно произносил: «Могу помочь… У меня есть „Газель“…»