Стыдные подвиги
Шрифт:
Четыре года назад они — Вовочка и жена его Лилия — дали нам с Семеном крупную сумму. В рост, под проценты. Сначала, разумеется, действовали по маленькой, предложили двадцать пять тысяч долларов, просили пятьдесят годовых, грабительские условия, — но нам это было выгодно. Я и Семен держали торговую фирму и отчаянно нуждались в оборотных капиталах.
Через год грянул кризис. Банк, хранивший наши деньги, лопнул. Мы потеряли почти все — но тут опять возник Вовочка, и предложил еще пятьдесят тысяч, на тех же условиях.
Я каждый день благодарил Бога. Миллионы
Мы решили подать в суд на банк и пошли к юристу — тот запросил огромный гонорар, а сверх того следовало уплатить судебную пошлину. Ее хватило бы на поездку в Америку, или даже на две. Если скромно, без гусарства.
«Бля, — сказал по этому поводу обозленный Семен, — дешевле нанять людей и застрелить председателя правления!» — «Не факт, — ответил я тогда Семену. — Хороший киллер дорого стоит». — «Тогда давай хоть стекла им побьем», — предложил Семен.
Подумав, мы решили, что на дворе две тысячи восьмой год, тихие благополучные нулевые, и нам, сорокалетним дядькам, обремененным семьями, не пристало бить стекла у банкиров. Тем более что банкиры — люди привычные.
Выходило, что проще и спокойнее платить Вовочке и жене его Лилии.
С тех пор прошло два с половиной года.
— Я никогда никого не кидал, — сказал я, тщательно проследив за тем, чтобы фраза не звучала слишком гордо. — И Вовочку не буду.
— Все когда-то делаешь в первый раз, — ответил Семен.
— Он нормальный парень.
— Он бездельник.
— Не бездельник, — поправил я. — Рантье.
Макаров брезгливо скривился.
— Нет. Он не рантье. Рантье возможны в странах со здоровой экономикой. Получил в наследство от дедушки десять миллионов, положил в банк под пять процентов, получаешь раз в год пятьсот тысяч и на них живешь. Низкая инфляция, стабильная политическая система. А здесь, у нас…
Семен покачал головой.
— Вовочка — не рантье. Это называется по-другому. Альфонс от бизнеса!
Я засмеялся, и сидящие за соседним столом подростки (шорты, щеки, кальян, пиво) обернулись.
— Не смешно, — грубо сказал Семен. — Именно альфонс. Таких можно и нужно кидать. В две тысячи шестом, когда мы познакомились, он был нормальный средний коммерсант. Заряжал картриджи. У него был большой заказчик, какой-то проектный институт, триста сотрудников, сто кабинетов, в каждом кабинете принтер, в каждом принтере — картридж. Раз в месяц этот картридж надо заряжать порошком. Я приходил — у него весь офис был этими картриджами завален. Сидят пять мальчишек, все в порошке с ног до головы, как шахтеры, — и заряжают. Работают, ясно? Пашут! Тут же — Лилия, бухгалтер, мужнины деньги считает… Понимаешь, если у человека собственная жена работает бухгалтером — это круто. Это, блядь, стильно, понял? Это значит, что у человека ни копья на сторону не уходит, все в семье остается. Я прихожу в офис, смотрю на Вовочку, он — на меня, и понимаем оба, что мы хоть и мудаки, мелкие сошки, но — занимаемся делом. А кто занимается делом — того нельзя кидать. Грешно это. Неправильно.
— Да, — сказал я. — Тут ты прав. Он уже
— Вот именно! — жарко вскричал Макаров. — Видел, как он похудел? Клянусь тебе, впервые в жизни я смотрю на человека, который был жирным, как свинья, а потом похудел — и мне неприятно! Когда он был жирный, — я его уважал. Теперь он стройный, загорелый, зубы как сахар, а я смотрю на него и вижу, что эта сволочь поправила здоровье за мой счет. А Канары? Это вообще не лезет ни в какие ворота…
— Извини, — сказал я и встал. — В туалет сбегаю.
В московских питейных заведениях уборные устроены разнообразно; я давно уже понял, что именно дизайн отхожего места и есть показатель уровня. Чем концептуальнее сортир — тем приятнее кабак. Здесь туалет напоминал приемную высокооплачиваемого психоаналитика. Вмонтированные экраны показывали ландшафты беспредельной красоты, какие-то водопады и радуги, и какие-то женщины с едва прикрытыми грудями плескались в голубых лагунах под музыку то ли Роберта Майлза, то ли позднего Жан-Мишеля Жарра, и бумажные полотенца, выпрыгивающие из особого никелированного ящика, были теплыми, специально подогретыми, и собственная морда, отразившаяся в зеркале, неожиданно показалась мне приятной и значительной до такой степени, что я даже вздрогнул, а потом показал себе язык: будь проще, мужик, и бодрее.
Однажды, полтора года назад, в последний — как обычно — день месяца Семен наполнил сумку наличными и поехал к Вовочке — но офис благодетеля оказался закрыт. Наш толстяк ликвидировал лавку. В тот же вечер, спохватившись, позвонил и сказал, что уезжает. Надолго. Трудоустроился в Испании, неплохо платят, квартирка на побережье. Деньги попросил придержать: мол, пришлет знакомого. Спустя время приехал и знакомый: загорелый гладкий мужчинка в курортных бриджах. На вопросы о том, как дела в Испании и можно ли там найти работу, загорелый не смог ответить ничего вразумительного. Трудовых мозолей на его ладонях и морщин на его лбу мы с Семеном не заметили.
Потом явился и сам благодетель; я его не видел, на встречу пошел один Семен — и когда вернулся, я едва не выронил из рук телефон.
Известие о том, что Вовочка живет на Канарах, потрясло нас, изумило и разозлило. Это было совершенно неслыханно, это не укладывалось в привычную картину мира.
Он имел дело. Наладил свою коммерцию. Заработал деньги. Потом отдал их двум засранцам, под проценты. Закрыл коммерцию к чертовой матери — и укатил на Канарские острова, вместе с женой и ребенком.
Когда я вернулся, Семен отхлебывал новый кофе, а соседи-подростки почти полностью были сокрыты облаками дыма.
— Я кину его по-любому, — сказал Семен, тихо и хрипло, голосом опытного, глубоко законспирированного психопата. — Я бы даже не заикнулся об этом, если бы он остался в Москве. Если бы наши с тобой деньги пустил на развитие. Если бы переключился со своих картриджей на нефть какую-нибудь. Или недвижимость. Я бы тогда гордился им! Я бы всем говорил: чуваки, у меня есть приятель — настоящая акула! Прогнул меня, навязал кабалу, поднял кучу денег, — но не сел на жопу, а продолжил урага-нить! А он — не продолжил! А просто свалил. Под пальмы. На солнышке греться…