Стылая Топь. Эспеджо
Шрифт:
— Сейчас выйдешь через заднюю дверь и сразу свернёшь направо, там за поворотом большая старая бочка. Отодвинешь её и в земле увидишь люк. Спустишься, а там уже разберёшься. Как уходить будешь, ключ просто оставь под ковриком, я вернусь к полудню, и тебя уже не должно быть, Ловчий.
— Понял тебя, — я убрал ключ в карман куртки и кивнул ратону, — спасибо, Себастьян.
Он ничего не ответил и направился обратно в глубину дома, смешно переваливаясь и задевая хвостом мебель.
Я выскользнул из неприметного дома не через ту дверь, в которую вошёл, а через небольшую — такую, что мне пришлось сложиться почти вдвое — калиточку в боковой стене. Не задерживаясь, свернул за угол, рассмотрев в густом тумане здоровенную бочку. Если бы не инструкции ратона, я никогда не подумал бы, что её вообще можно сдвинуть с места. Тем не менее, она легко и, главное, бесшумно скользнула в сторону, а в земле обнаружился круглый люк. Пока всё, что сказал Себастьян, было правдой. Интересно, а кто задвинет бочку обратно? Я никогда особо не интересовался жизненными принципами ратонов, поэтому знал то же, что и все. Но в памяти отложилось, что эти гигантские мыши терпеть не могут переродившихся и тех, кто так или иначе с ними связан. Так что, возможно, тут сработал принцип «враг моего врага — мой друг».
Под люком обнаружилась достаточно крутая лестница которая привела меня в короткий коридор, заканчивающийся самой обыкновенной дверью. Пристроив крышку люка на прежнее место, я огляделся и вытащил ключ. Он бесшумно повернулся в замке, и я оказался в маленькой уютной… норе.
Никогда прежде мне не доводилось бывать в подобных жилищах. Настоящая круглая нора, только стены укреплены какими-то ветками, переплетёнными так густо, что получилось нечто вроде вполне надёжного каркаса. На полу сухая трава, от которой до сих пор пахло летом и солнцем. Интересно, откуда она у Себастьяна в этой давным-давно захваченной в плен вечным туманом Стылой Топи? У одной стены достаточно широкая лежанка с тюфяком и даже одеялом. К противоположной стенке приткнулся столик, на котором стояла прикрытая чистым полотенцем посуда. Я приподнял краешек и невольно сглотнул: на тарелке лежали хлеб, нарезанный сыр, несколько яиц, а в кувшине обнаружилось молоко. Уж не знаю, для кого ратон всё это приготовил, но я попытался вспомнить, когда ел в последний раз, — и не смог. Поэтому я вытащил из кармана пару серебряных монет и положил на край стола. Этой суммы достаточно, чтобы купить еды недели на две, не меньше. Потом с чистой совестью съел всё, что было на тарелке, и улёгся на лежанку поверх одеяла. Спасть хотелось зверски, и я, понимая, что силы мне понадобятся, позволил утащить себя в непредсказуемый и порой опасный мир сна.
Глава 8
Разбудил меня солнечный луч, игриво прыгающий по лицу и настойчиво пытающийся растормошить человека, который почему-то решил проспать начало замечательного солнечного дня. Я неохотно приоткрыл один глаз и огляделся, потом снова зажмурился, тряхнул головой и опять попытался проснуться. То, что я спал, было совершенно точно, потому что открывшаяся мне Стылая Топь совершенно не была похожа на ту, в которой я засыпал после того, как поговорил с Марио.
Я сидел на крыльце, прислонившись спиной к уже нагревшимся доскам, и это было, пожалуй, единственным, что совпадало с моими воспоминаниями. Всё остальное было совершенно другим: не было ни зловещего тумана, ни заброшенных домов, ни давящей мрачной ауры. Наоборот, деревня выглядела привлекательно, как на пасторальной картинке, особенно сейчас, залитая утренним солнечным светом.
Аккуратные дома сияли распахнутыми окошками, крыши были покрыты крепкой добротной дранкой. Интересно, откуда я знаю, что эти деревянные штуки на крышах назывались именно так? Крепкие двери, солидные перила и пестреющие поздними осенними цветами палисадники. Где-то слышались голоса, скрипел ворот колодца, во всё горло орал петух, и ему вторил ленивый собачий лай.
Пока я пытался осознать происходящее, в поле моего зрения появилась достаточно молодая женщина. Голова её была покрыта ярким платком, завязанным сзади, длинная юбка почти касалась земли, а блузка с оборочками сразу напомнила мне когда-то виденные фильмы о колхозниках сороковых-пятидесятых годов. И вообще, женщина словно сошла с ретро-экрана, но главным было не это. Когда я задремал на крыльце после частичного слияния с Марио, в Стылой Топи вообще не было никого кроме нас и странного Матвея. Ни собак, ни птиц, ни людей… И дома выглядели так, словно в них уже с полвека никто не живёт… Откуда это всё?!
Между тем женщина мельком глянула на крыльцо дома, где я устроился, и слегка нахмурилась. У меня, правда, сложилось впечатление, что меня она не заметила, хотя как можно не увидеть сидящего на самом виду незнакомца, я понимал плохо.
— Доброе утро, — на всякий случай поздоровался я, но женщина никак не отреагировала. Она молча перехватила тяжёлое ведро, которое несла, другой рукой, даже не повернув головы в мою сторону.
— Вам помочь? — я поднялся на ноги и сделал несколько шагов с крыльца, но она и не подумала взглянуть в мою сторону, словно действительно меня не видела.
Я догнал её и хотел взять у неё из рук ведро, но мои пальцы прошли сквозь её руку, как сквозь туман. От неожиданности я выругался и остановился, судорожно соображая, что происходит. Мало мне было мира Косты с множащимися там тварями Изнанки и того, что случилось с Кирой и мной самим, так мне ещё и путешествия во времени предлагают? Ну а как иначе можно объяснить творящееся вокруг?
С другой стороны, если попытаться размышлять логически: раз мне показывают это «кино», значит, это кому-то для чего-то нужно? Мне остаётся только смотреть и делать выводы. Изменить-то я всё равно ничего не в состоянии. Не могу сказать, что эта мысль меня совершенно примирила с происходящим, но стало чуть-чуть спокойнее, и я вернулся на крыльцо, с которого спустился пару минут назад. Как ни странно, оно за это время не изменилось, хотя я готов был почти к любым сюрпризам, вплоть до того, что вместо крыльца обнаружу вход в какое-нибудь подземелье.
Тем временем деревня просыпалась, и на улице стали всё чаще появляться люди, все до единого выглядевшие, словно сошли с фотографий середины прошлого столетия. На некоторых мужчинах я заметил элементы поношенной военной формы: у кого-то уже выцветшую гимнастёрку, у кого-то — галифе.
— Аутентичненько, — пробормотал я сам себе, радуясь, что меня никто не слышит.
Тем временем в деревне началась какая-то суета, народ начал массово стекаться к центру, где постепенно образовалась небольшая толпа. Надо же, а деревня-то немаленькая была, оказывается. Что же случилось, что она стала воротами, через которые сюда начали просачиваться твари Изнанки? И что-то подсказывало мне, что скоро я это узнаю.
Я хотел было встать и пойти послушать, что говорит жителям деревни широкоплечий мужик в пиджаке и фуражке, стоящий ко мне спиной, но не успел. От толпы отделились два крепких парня и направились в мою сторону. На мгновение я решил, что они идут сюда по мою душу, но потом сообразил, что никто меня не видит. Значит, им что-то нужно в доме, на крыльце которого я устроил свой наблюдательный пункт. И память услужливо нарисовала картинку: подвал, решётка, камеры…
Несмотря на свою невидимость, я предпочёл убраться с пути парней и оперативно спрыгнул с крыльца, остановившись в сторонке. К счастью, я по-прежнему оставался никем не замеченным зрителем, и мордовороты прошли мимо, даже не посмотрев в мою сторону.
Через несколько минут они появились, и я невольно поморщился: на человеке, которого они тащили, буквально не было живого места. Казалось, каждый сантиметр его тела, во всяком случае, того, что было видно из-под разодранной в клочья рубахи, был покрыт синяками, ссадинами, порезами и даже чем-то похожим на укусы.
«Алан! — вскрикнул в моей голове стилет и запричитал. — Да что же это такое?! Это где же видано, чтобы с Ловчими так поступали? Чуял я, что с ним беда случилась, знал, что в живых его нет, но чтобы вот так… Эх, Алан… Как же ты так-то?!»
Я, не в силах отвести взгляд, смотрел на измученное лицо достаточно молодого парня, который с трудом держался на ногах, но ему не давали упасть, подхватывая и толкая вперёд. Понимая, что должен — именно должен — увидеть всё, я пошёл за парнями, тащившими Алана. И тут меня ждал ещё один сюрприз.
Руководивший всеми широкоплечий мужчина обернулся, и я с трудом сдержал очередное ругательство: на избитого Ловчего с злой насмешкой смотрел не кто иной, как Матвей. И выглядел он совершенно так же, как тогда, когда вышел из «Нивы», только одежда была другой. Остальное же, включая странные звериные глаза с вертикальным зрачком, было то же самое. Но как такое возможно?! То, что я вижу, явно происходило несколько десятилетий назад, он просто не мог так хорошо сохраниться!