Суббота навсегда
Шрифт:
— Логично, — прошептал он, и снова оба перекрестились.
Царь Митридат, закованный, побежденный, взирал на монсеньора, словно предупреждая: «От сумы и от тюрьмы…»
— В том, что эти девяносто тысяч должны быть взысканы в пользу Церкви и употреблены на нужды Святого Трибунала, не может быть никаких сомнений. Вопрос — с кого их теперь взыскивать?
— Как это? Хорошенькое дело! У меня, например, есть сомнения, и немалые, в плане употребления этих денег, каким оно представляется вашему преосвященству. Поэтому обеспокоенность Святого Трибунала тем, с кого бы их содрать, мне кажется, мягко говоря, преждевременной. (Коррехидор,
— При том, что имущество еретика принадлежит храму. На том стоим — и будем стоять.
И епископ Озмский, действительно, встал. За ним поднялся и толедан, сжимая в ярости кулаки.
— С каких пор краденое считается собственностью укравшего? Украденное имущество принадлежит тому, у кого его украли!
— А у кого его украли? Ваша дочь сбежала, потому что виновна в малефиции. И я, еще увидите, эти девяносто тысяч взыщу с вас. Да, с вас. Ваши детки вас по миру пустят.
— Si vous ne portiez point une jupe, vous, quelle paire de soufflets sur votre vilain museau!
A в ложе голубого штофа, подбитого белым облаком, как ватою, болели каждый за своего, пихаясь локтями и сопя, участник Первого Толедского собора командор де Кеведо и тот, чей сан сподобился носить монсеньор.
…А в опочивальне доны Марии (на другом краю мирозданья — вблизи Стигийских блат) происходил такой разговор. По обыкновению, для камуфляжа, вначале было произнесено нечто вроде:
— Его светлость шлет вам, сударыня, пожелание скорейшего раскаяния перед лицом его инквизиторского священства, совместно с которым в скором времени…
Массивная дверь плотно затворилась, и стражнику оставалось только догадываться о конце фразы. И кстати, об этих догадках. Стражник ошибется в своей догадке, хотя, казалось бы, уж здесь-то ошибка исключена. Так сколь же далек от истины тот, кто по одной лишь кости динозавра восстанавливает его истинный облик; а еще есть мастера по одной строке или по одному эпитету заводить многостраничное литературное дело на тень такого-то.
Дона Мария
Что, дончик, близко донышко? Упьюсь.
На нем вся сладость, я не размешала…
Дончик Хуанчик
Пираниа пришел. Эдмондо пытан.
Он более уж не мужчина.
Дона Мария
Нет,
Ты о другом скажи сейчас:
он
будет?
Дончик Хуанчик
Твой муж? Да. И Пираниа…
Дона Мария
Вот только
Не помешал бы следователь чертов.
Дончик Хуанчик
(в сторону, усмехаясь)
Скорей поможет.
Дона Мария
Я его кинжалом
На славу вы…у. Младой любовник
Не ждет минуты этой так, как я.
Иди, прощай Хуанчик. Поглядеть
Придешь ты тоже? Чаша где?.. ага.
Тебя сейчас наполню до краев.
(Дончик Хуанчик наполняет из кувшина.)
Дончик Хуанчик
Say when.
Дона Мария
Довольно. Хватит половинки,
Не поперхнуться чтоб. Ну, где оно,
Заветное кольцо… Бросаю, все.
Жду дорогих гостей. Как там поется?
Хозяин просит дорогих гостей
Пожаловать к столу? Блаженство рая…
Гордячка, я, Хуанчик, никогда
Не знала счастия, ниже когда
Мой
слух
ласкал твой
взор.
Ниже когда
Попроще, погрубей хотелось пищи.
Ни в детстве, подле милых старичков,
Ни в материнстве сладостном, когда,
От груди отлученный лишь вчера,
Другие груди уж клюет твой сокол,
Чему ты, мать, свидетельницей пылкой.
И вот теперь я говорю сама:
Я счастлива.
Кинжалом, как ключом,
Лопатку отопру ему. И будет
Еще минуты три мне наслажденье
Мгновенье заклинать: «Остановись!»
Когда дончик Хуанчик возвратился в гостиную розового дерева, он увидел под «недостойными сводами» такую сцену. Толедан, притянув за наперсный крест монсеньора к себе и брызжа ему в глаза слюной, шипел:
— Думаете, я не знаю, что ваша песенка спета, пьемонтская вы обезьяна?
Епископ Озмский, чей профиль в этот момент еще более обычного походил на профиль индейского божества, сокрушаемого испанским конкистадором, повис на пунцово-красном плаще его светлости, без конца повторяя — хриплым шепотом: