Субботним вечером в кругу друзей
Шрифт:
— Товарищ нарсудья, мы окончательно решили разойтись, — с места в карьер трагическим голосом заявила дама. На ее глазах появились слезы. — Во имя нашего любимого ребенка. Так продолжаться больше не может.
Судья видел этих людей в первый раз, но чего только он не повидал за годы работы судьей и понял, что если уж записались к нему на прием и пришли, то решение о разводе еще отнюдь не окончательное.
— Ну зачем же так сразу? — шутливо сказал он. — Садитесь, успокойтесь. Расскажите, что вас волнует.
Женщина сняла черные нитяные перчатки, протерла ими очки и капризно
— Ну хорошо, — кивнула она. — Пусть будет так. Видит бог, я всегда во всем тебе уступаю. Юрий Иванович, у нас единственный ребенок. Девочка. Такое хрупкое, нежное, воздушное существо. Мы оба без памяти любим ее. Как она, бедняжка, будет страдать, когда мы разойдемся, — женщина всхлипнула. — Одна мысль об этом невыносима для меня. Так вот. Мы с Игорем Михайловичем, — она кивнула на мужчину, — женаты уже почти двадцать лет. За эти годы мы уже не раз могли проверить свои чувства. Недавно он лежал в госпитале — вы бы видели, как я волновалась, страдала, каждый день носила ему передачи, как нетерпеливо ждала его. Мы уважаем друг друга, не спорю. Мы привязаны к дому, к семье — это так.
Игорь Михайлович внимательно слушал, то и дело кивками показывая, что он полностью согласен с женой.
— В таком случае не вижу никаких проблем, — с улыбкой сказал судья. — У вас есть великолепная основа для нормальной семейной жизни. А потому вам лучше всего спокойно вернуться домой и исключить все, что мешает вам наладить отношения.
Женщина нервно затеребила перчатки, помялась.
— Это, конечно, не исключено. Но мы, к сожалению, руководствуемся в личной жизни не разумом, а чувствами. Оба мы крайне эмоциональны, впечатлительны, вспыхиваем от каждого пустяка, как порох от спички. А это пагубно сказывается на нашей девочке. Она тоже стала очень нервной. Мы боимся, что у нее испортится характер.
— Но ведь можно научиться сдерживаться, — рассудительно заметил судья. — Стоит только очень захотеть.
— Да-да, — кивнула женщина. — Я понимаю. Но, к несчастью, мы слишком иррациональны в нашем поведении. Сначала мы что-то делаем, а уже потом понимаем, что это совсем не то, что нужно, что хотелось. Увы, характеры такая капризная вещь. Например, мой муж очень тщеславен — он считает, что лучше меня знает современную методику воспитания. А вы сами понимаете, при таком антагонизме во взглядах и полной несовместимости характеров мы без конца спорим. Борьба мнений изнуряет не только нас, но и бедного ребенка.
— И все-таки я не советую вам спешить, — мягко сказал судья. — Все ссорятся. Не стоит доводить дело до крайности. Советую вам начать все с чистой страницы. — Судья с явным пониманием и даже сочувствием отнесся к беде уже немолодой семейной пары. — Что поделаешь, такое бывает. Накопились взаимные обиды, раздражение, душевная усталость и — как результат — кризис. — Он спокойно, доброжелательно, без нажима, все более воодушевляясь, объяснил посетителям всю пагубность столь поспешного и необдуманного решения. — Возьмите взаимные обязательства. Будьте терпеливы и снисходительны друг к другу…
По мере того как судья говорил,
— Мы все сделаем именно так, как вы посоветовали, — с чувством сказала женщина, порывисто пожимая судье руку. — Начнем все с чистой страницы. Огромное вам спасибо…
— Душевное спасибо, — поклонился ее молчаливый супруг.
Прошел месяц. Изредка судья с улыбкой вспоминал этот визит и даже рассказал о нем коллегам. И вот однажды в приемный день дверь в его кабинет отворилась и к нему зашла уже знакомая нам пара.
— Мы к вам, Юрий Иванович, — слезливо сказала женщина. — По тому же поводу. Увы, — она торопливо достала из сумочки платочек и приложила его поочередно то к одному, то к другому глазу. — Дальше так жить, — она навзрыд, в голос заплакала, — невоз-невозможно… А-а-а-а…
Судья поспешно налил из графина в стакан воды и подал женщине.
— А как же ваша девочка, ваш ребенок? — растерянно спросил он у мужчины.
— А что девочка? — мужчина пожал плечами. — Вчера она разбила о мою голову вазу для фруктов. Мы взяли обязательства, как вы советовали. Все равно ничего не помогает. Начали все с чистого листа.
— Разбила о голову вазу для фруктов? — не веря своим ушам, спросил судья.
— Вот именно. Ей показалось, что я громко чавкаю.
— Бедный ребенок, — всхлипнула женщина. — Он обругал ее, тут я показала этому садисту.
— Они вдвоем старались, — вздохнул мужчина. — Так меня разделали, что я едва жив остался.
— У него отвратительные манеры, — сказала дама. — Девочку раздражает, что у нее такой заурядный, старомодный отец. Он даже со вкусом одеться и то не умеет.
— Ее не это раздражает, — уныло сказал мужчина, — а то, что я не даю ей денег, сколько она требует.
— Конечно, — сказала жена. — У тебя никакого честолюбия. Посмотри, как одеваются дети других родителей.
— Она одета не хуже других, — сказал мужчина.
— А должна быть одета лучше, — твердо сказала женщина. — Это наш единственный ребенок. Нет, с этим человеком решительно нельзя договориться. Он не хочет ее воспитывать, он настоящая тряпка.
— Вчера она опять не ночевала дома, — сказал мужчина. — Учиться не желает, работать мама не пускает — попробуй воспитай.
Судья до сих пор молча слушал супругов.
— Сколько лет вашей дочери? — наконец спросил он.
— Девятнадцать, — сказала женщина. — Боже, она такая тихая, скромная, милая девочка… Она не вынесет нашего развода… Бедная крошка.
— Разводитесь, — махнул рукой судья.
— Как? — изумилась дама. — Двадцать лет нас все отговаривают. Друзья, знакомые, общественные организации, судьи. А вы, вы черствый, бессердечный человек — сразу «расходитесь». Как обухом по голове. Зачем же так? Нет, это невозможно. У нас ребенок, он не вынесет этого. Пойдем скорей, пойдем отсюда, — запричитала она, хватая мужа за руку и увлекая его вон из комнаты. — Здесь нас не поймут, не посочувствуют. Легко сказать — разводитесь… А кто будет воспитывать нашу бедную крошку?