Субмарины уходят в вечность
Шрифт:
— Вообще никто, кроме меня, — проворчал О'Коннел. — Поскольку я уже начинаю сомневаться не только в том, что фюрер действительно погиб, но и в том, что он когда-либо существовал.
— Но и это еще не все, господин генерал. Только что получено агентурное сообщение о том, что Адольф Гитлер и Ева Браун прибыли вчера во Фленсбург, что на границе с Данией, где уже находятся Дениц, Кейтель и Йодль.
— Что за бред вы несете, Митчелл?!
— Но если исходить из аналитики данных сведений.
— Послушайте вы, аналитик!.. Возводя вас в адъютанты, я рассчитывал, что действительно стану получать
— Я здесь ни при чем, — еще больше ссутулился и так слегка сутуловатый адъютант, лишь недавно повышенный до этой должности из безликих консультантов аналитического отдела СИС. — Это наша агентура пытается убедить нас, что Гитлер теперь уже един в трех лицах!
— Идиоты!
— Аналитично, — пробубнил Митчелл и даже не обратил внимания на то, как брови генерала поползли вверх и остановились где-то у самой кромки отчаянных залысин, и что на сей раз это его «аналитично» О'Коннел воспринял уже как откровенное издевательство. — Однако этими же идиотами, — вдохновенно продолжал он, — замечено, что на полуострове Ютландия концентрируются значительные воинские силы из тех, что отходят под ударами наших войск и войск союзников.
— Представляю себе, какого огромного труда стоило нашей агентуре подобное умозаключение, — саркастически процедил генерал.
Митчелл и на сей раз хотел было проронить свое роковое «аналитично», однако на сей раз Бог миловал его не только от генеральского, но и от своего собственного гнева.
— Кроме того, известно, что в район Шлезвиг-Фленсбург спешно переброшены дивизия из Дании, несколько бригад морской пехоты и два батальона, сформированные из курсантов военно-морской школы в Киле.
— И на всем пространстве этой части полуострова — ошарашивают нас глубиной своих познаний агентурные источники в Германии — от моря до моря ведутся усиленные фортификационные работы.
— Аналитично, — вновь попытался подбодрить генерала его адъютант, однако, встретившись с изумленным взглядом последнего, вовремя спохватился. — Простите… Вырвалось.
— Но все эти сведения, — поучительно молвил О'Коннел, и на этот раз прощая старшего лейтенанта, — свидетельствуют только о том, что преемник Гитлера гросс-адмирал Дениц решил продолжить. Свою агонию на этом удобном для обороны обрезке суши. Выигрывая таким образом время для переговоров с военными и гражданскими представителями правительств стран-победительниц.
— Следует учитывать и этот фактор.
— Время им сейчас нужно, господин аналитик! Единственную ценность для них представляет сейчас время, кредит коего они намерены получать в обмен на жизни десятков тысяч своих солдат, которые для высшего командования вермахта и рейхсфлота уже давно никакой ценности не представляют. «Если не договориться с русскими, то хотя бы удачно продаться англо-американцам»! — вот единственный постулат их «штабного святописания». Кстати, очень близкого сейчас к кодексу, которого придерживалась еще небезызвестная вам подруга Христа Мария Магдалина, напропалую греховодничая в римском крепостном гарнизоне Магдалы, да простится мне мое богохульство.
— Все это понятно… — задумчиво произнес аналитик. —
— Эту версию нужно всячески проверять и лелеять. Прежде всего, ее следует положить в основу фундаментального расследования.
И если предположить, что фюрер действительно жив, то нужно идти по его следам. Но все это неофициальная позиция. А какую официальную позицию мы должны занимать по отношению к ожившему фюреру? Должны ли мы принимать его в расчет или же следует делать вид, что его не существует?
— Кто из нас двоих слывет аналитиком: я или вы?! — опять взорвался О'Коннел, на психику которого все сильнее давило приглашение к докладу самого Уинстона Черчилля. — Так давайте же впредь договоримся, что вопросы буду задавать я, а вы будете анализировать факты и преподносить мне ту аналитику, о которой так упорно твердите!
— Учту, — кротко заметил старший лейтенант и словно ни в чем не бывало спросил: — Так все же, как нам воспринимать некстати ожившего фюрера?
И тут генерал не выдержал и громогласно, словно находился в солдатской казарме или на плацу, расхохотался.
— Судите его собственным судом, старший лейтенант! И разопните на кресте!
— Воспринимаю как приказ, — не уронил чувства собственного достоинства Митчелл, демонстрируя оксфордскую выучку и аристократическое воспитание.
— Только обязательно сделайте это. Разрешаю и заранее отпускаю все грехи! Только делайте это, как всегда, — аналитично.
Во время недолгой дороги до резиденции премьера генерал даже не пытался осмыслить весь тот ворох дезинформации, с которой ему надлежало теперь предстать перед Уинстоном Черчиллем. Единственное, что он отчетливо понимал, так это то, что встреча будет тяжелой. Омерзительно тяжелой. Тем более что и несколько предыдущих бесед с сэром Черчиллем, в которых речь, как правило, заходила о судьбе бывшего его кумира Бенито Муссолини, тоже выдавались непростыми.
Опять ливень! Наблюдая из окон автомобиля, как прилегающие к Темзе кварталы медленно погружаются в пучину ливневых потоков и тумана, О'Коннел мысленно содрогался: в эти минуты город напоминал ему стремительно погружающийся в океанскую бездну «титаник» под названием «Лондон».
Он знал, что Черчилль ненавидел Англию за ее бесконечные дожди, и в такую погоду предпочитал уединяться в своей келье одинокого странника, где, сидя у камина, можно было грезить забитыми жарким сиянием лагунами залива Батабано на Кубе, суданскими оазисами Сахеля и ослепительно зелеными склонами холмов в окрестностях Кейптауна [108] . Аристократ и потомственный военный, депутат парламента и премьер, писатель и журналист — на примере жизни Черчилля все это поглощалось одним-единственным по-настоящему приемлемым для него определением — «авантюрист».
108
В молодости У. Черчилль воевал против кубинских повстанцев Хосе Марти, подавлял так называемое восстание дервишей в Судане и чуть не погиб в плену у буров в Южной Африке.