Субмарины уходят в вечность
Шрифт:
— То есть вы, как старший по званию, приказываете мне передать вам арестованных? — вслух размышлял оберштурмфюрер, очевидно, заранее прикидывая, каким образом ему придется оправдывать свои действия.
— Так и запишите в своем тюремном журнале: «Переданы по приказу и под ответственность представителя люфтваффе при ставке фюрера генерал-майора Коллера».
— Именно так и запишу, — облегченно вздохнул оберштурмфюрер.
— И на этом покончим с формальностями.
— А замок? Что будет с замком?
— Я не требую от вас передачи мне замка.
— Но я назначен
— Вот и командуйте его гарнизоном. Или принимайте любое иное решение.
— Могу я сообщить своим солдатам, что получил от вас приказ оставаться в замке и удерживать его любой ценой?
— Вы что, действительно собираетесь обороняться в этом охотничьем пристанище? Сколько вас здесь? Хотя бы три десятка штыков наберется?
— Под моим командованием — двадцать семь солдат и трое гражданских лиц обслуживающего персонала.
Выслушав этот доклад, генерал Коллер лишь грустно улыбнулся.
— Опоздали вы немного со своим мужеством, оберштурмфюрер. Вас бы в сорок первом — да под Москву. Но если уж вы решились оставаться в замке, то помните, что, в отличие от русских, американцы штурмовать Шварцбург не будут, а бросят на него три десятка бомбардировщиков и в течение получаса превратят его в груду камней.
— Пожалуй, так оно и будет, — развел руками обер-лейтенант СС. — Но все же за его стенами чувствуешь себя надежнее, чем в открытом поле, в окопчике.
— Решать, оберштурмфюрер, вам. Но в плен советую сдаваться только американцам, которые наиболее лояльны к нам, и только после того, как их передовые отряды войдут в город, лучше всего на второй-третий день, когда негры из передовых отрядов немного поостынут, а значит, появится больше шансов уцелеть.
— Благодарю за дельный совет.
— К этому часу, — взглянул Коллер для пущей важности на часы, — американские танки уже должны подходить к Берхтесгадену. Американцы наступают очень решительно, уже даже не ради того, чтобы окончательно сломить наше сопротивление, сколько для того, чтобы как можно больше территории взять под свой контроль, не допуская туда русских.
— То есть надежды уже не осталось, это крах…
— Вы только сейчас поняли это?
— Когда первого мая я получил приказ расстрелять или повесить, на свое усмотрение, Геринга, мне казалось, что все выглядит не так безнадежно.
— Что же удержало вас от казни? Напомню, что сегодня уже пятое мая.
— Формально я ждал письменного приказа о казни или приговора суда.
— А неформально?
— Неформальную сторону моего положения вам объяснит сам Геринг. Это длинная история, в которую я обычно не посвящаю людей, чье знакомство со мной не обещает быть долгим.
— В любом случае мы, офицеры люфтваффе, всегда будет признательны вам за мужество, позволившее спасти жизнь такому выдающемуся человеку. Самому рейхсмаршалу Герингу!
— Может, это и выглядит наивно, однако мне действительно хотелось бы, чтобы вы, господин генерал-майор, как и ваши офицеры, не забывали этого. Когда-нибудь мне, возможно, тоже может понадобиться ваша поддержка. Нет-нет, не сейчас, а через какое-то значительное время, скажем, через несколько
— Я не пытаюсь уточнять, что вы имеете в виду. Но вам, лично вам, предлагаю уходить отсюда вместе с нами, оставив вместо себя фельдфебеля или унтер-офицера.
— И куда прикажете уходить?
— Сначала в Берхтесгаден, если там еще нет американцев, а затем в горы. Или… почетно капитулировать, — добавил он, попытавшись избежать слов «сдаться в плен».
— Мне надо посовещаться с гарнизоном, — ответил Виттельсбах.
— При создавшейся ситуации вы обязаны это сделать, — признал генерал.
— И поговорить с самим рейхсмаршалом.
— Попытаетесь выяснить, желает ли он покинуть ваши подземелья?
— Он не в подземелье. Я сделал для него исключение. Просто хотелось бы еще раз переговорить с ним, теперь уже не как с заключенным, а как с государственным деятелем, которому найдется место и в послевоенном правительстве или в рейхстаге.
— Думаю, десяти минут вам достаточно, — проговорил генерал. — И ворота оставляйте открытыми, вдруг ваш СС-гарнизон вздумает противиться выдаче рейхсмаршала.
— Постараюсь убедить.
— Даже силой личного оружия. Знаете, как-то не хочется утруждать моих засевших на скалах снайперов. Виттельсбах появился минут через пятнадцать. Судя по его раскрасневшемуся лицу, обсуждение и в самом деле было бурным.
— Гарнизон решил, что арестованных мы должны выдать вам, поскольку письменного распоряжения о казни не последовало. — И, наклонившись к Коллеру, полушепотом проговорил: — О том, что было устное распоряжение о казни Геринга оберштурмбанн-фюрера Франка, я своим солдатам не сообщал.
— Правильно сделали, обер-лейтенант, оно и не стоило этого.
— Но гарнизон остается. Мы не можем уподобляться русским партизанам. Если мы и капитулируем, то как полагается капитулировать регулярным войскам. Скорее всего, это произойдет тогда, когда акт о капитуляции будет подписан нашим руководством в Берлине.
Для встречи рейхсмаршала генерал Коллер и оберштурмфюрер Виттельсбах построили своих людей по обе стороны дорожки, ведущей от крыльца жилого здания до ворот укрепленного замка. При этом комендант решил, что сначала он освободит только Геринга, чтобы генерал со своими солдатами мог встретить его, как полагается встречать рейхсмаршала, а уж затем волю вдохнут его адъютанты и в последние дни сильно разболевшийся Ламмерс.
Рейхсмаршал предстал перед своими освободителями осунувшимся, бледным, в измятом мундире и с какой-то подаренной ему комендантом тросточкой с серебристым набалдашником вместо маршальского жезла в руке. Впрочем, теперь все выглядело так, словно уже не было в этом бурге ни тюремщиков, ни освободителей. Перед ним предстал разномундирный и разношерстный гарнизон небольшой горной крепостушки, у стен которой вот-вот должны появиться лавины врагов.
— Господин рейхсмаршал, — строевым шагом подошел к нему с рапортом генерал Коллер, — сформированный мной и майором Хартманном специальный отряд люфтваффе прибыл, чтобы сопровождать вас к вашей ставке в Берхтесгадене! Сейчас, когда фюрер уже мертв…