Субмарины уходят в вечность

Сушинский Богдан Иванович

— Это тот, который перевешал всех генералов-заговорщиков, восставших против фюрера в июле 44-го?

— Который со своими парнями подавил этот заговор. Вешали и расстреливали другие.

— «Вешатель со шрамами», именно так его и называют здесь, в аргентинской Патагонии. Терпеть не могу подобных вешателей.

— Что в вашем полупиратском положении совершенно естественно.

— Когда в подобной ситуации произносят имя столь «богобоязненного» человека, оно начинает звучать как угроза.

— А оно и звучит как угроза, — уже увереннее молвил Штанге. — Иначе зачем бы я произносил его здесь,

посреди холодного ночного океана?

24

Январь 1945 года. Германия.

Остров Узедом в Балтийском море.

Испытательный ракетный полигон в Пенемюнде.

Сообщение о прибытии фюрера поступило в ту минуту, когда Вернер фон Браун завершал знакомство с предстартовым отчетом начальника технического отдела Фау-2 Артура Ренса. Отчет как отчет, ничего особенного, параметры, цифры допустимых нагрузок, предсказания относительно возможных предстартовых неполадок в тех или иных системах и способы их устранения.

Но только он, Браун, знал, что на самом деле за каждым из этих показателей скрывается судьба пилота, которому через несколько минут предстояло взлетать в небо; судьба ракеты, судьба проекта Фау-2 и операции «Эльстер», а возможно, и его, Ракетного Барона фон Брауна, личная судьба.

Самолет с Гитлером на борту должен был приземлиться через десять минут, прикидывал технический директор ракетного центра. Еще минут сорок уйдет на его встречу и доставку сюда, в пусковой бункер ракетного полигона, а также на доклад и всевозможные объяснения…

«Как же некстати он прибыл сюда! — с какой-то задушевной грустью подумал Ракетный Барон. Появление любого начальника всегда оказывалось некстати. Но если уж появлялся фюрер… Это вообще было не к добру. — Но не откладывать, же из-за него полет!»

По внутренней связи Браун связался с Рейсом и приказал перенести старт на сорок минут от запланированного времени, но затем передумал и довел время до часа. Вдруг у фюрера не окажется столько свободного времени, и он улетит в свой Берлин!

— Стартовый рубильник будет включен в тринадцать тридцать, — приказным тоном уведомил он Ренса.

— Простите, а что произошло? Какие-то неточности в отчете? — едва слышно проговорил Ренс. Когда он начинал нервничать по поводу готовности ракеты, голос у него мгновенно пропадал. Причем, как правило, эта его слабость проявлялась именно во время «служебного нервничанья».

— К вашему отчету особых претензий нет. Чего не скажешь о самой Фау-2. Впрочем…

— И все же как это следует понимать, господин оберштурмбаннфюрер? Обнаружены неполадки в одной из систем?

— Системы в норме, — проворчал Ракетный Барон. Он прекрасно знал, что Артур по-прежнему панически боится его и любое более или менее серьезное замечание в свой адрес воспринимает как личную трагедию. При этом самым верным признаком его чиновничьего страха действительно становился голос — мгновенно оседающий и почти срывающийся на шепот.

Единственное, о чем Артур Ренс пока еще не догадывался, — что именно этот, переходящий в полудетский шепоток, лепет его, да к тому же приправленный заиковатостью, как раз и бесил Брауна куда больше, нежели возражения или возмущение подчиненного.

— Все равно, наверное, следует еще раз пройтись по всем узлам. Во всяком случае…

— Следует, — еще более угрожающе молвил фон Браун. В Пенемюнде всем знакома была его привычка — прерывать собеседника на полуслове. Он искренне считал, что говорить здесь имеет право только он. Все остальные обязаны слушать и выполнять.

— В таком случае мне, очевидно, следует взять отчет и взглянуть на ваши замечания?

— Берите. Только учтите, что сюда с минуты на минуту прибудет фюрер, поэтому далеко не отлучаться, вполне возможно, что вы понадобитесь.

— Фюрер?! — на какое-то время вновь прорезался голос Ренса.

— Только не вздумайте уточнять, какой фюрер, — наконец взорвался Браун. — К вашему сведению, у нас он пока что один.

— Один, хвала Господу! — почти благоговейно признал начальник ведущего отдела.

— И никто из технического персонала, кроме вас, не должен знать о его прибытии.

— Но почему? Ведь появление фюрера…

— Знаю, Ренс, лично вас оно очень вдохновляет. Однако не все одинаково реагируют на него. А я не хочу, чтобы в такой ответственный момент люди нервничали еще и в связи с присутствием вождя. Я достаточно ясно выразился?

— Достаточно.

— И вы, лично вы, Ренс, знать о прибытии фюрера тоже не должны. Пилот уже в ракете?

— Как положено, за тридцать минут до старта пилот ракеты штурмбаннфюрер Рудольф Шредер [41] занял свое место в кабине.

41

Историческая личность. По имеющимся данным, именно он, штурмбаннфюрер СС Рудольф Магнус Шредер, пилотировал ракету, которой Гитлер пытался нанести удар по Нью-Йорку. Однако для пилота этот полет завершился трагически.

— Так извлеките его оттуда! Подарите ему еще шестьдесят минут жизни.

— При этом и вы, и пилот Шредер, должны помнить: права на отказ от полета у него уже нет.

— Он и не пытался отказываться.

— А я утверждаю, что у него нет такого права! — неожиданно и совершенно беспричинно сорвался Браун, что в последнее время случалось с ним все чаще.

— Так точно, господин штурмбаннфюрер.

— А не отказывался он только потому, что знал: Скорцени пристрелит его сразу же, как только этот трус вернется в отряд рейхс-камикадзе.

У Вернера были все основания опасаться за твердость характера пилота. Дело в том, что Шредер присутствовал при запуске аналогичной ракеты, нацеленной на американскую базу в Гренландии. Увы, она взорвалась уже спустя несколько секунд после старта, на незначительной высоте, вызвав страх и уныние во всей присутствовавшей группе астронавтов-смертников.

Как вскоре донес Брауну начальник службы безопасности отряда военных астронавтов, в своем дневнике, ведение которого в отряде не возбранялось, Шредер записал: то, что ему пришлось увидеть в Пенемюнде, вселило в него ужас. И хорошо, что пуск был испытательным и беспилотным, а главное, в ракете не было боевого заряда:.