Субмарины уходят в вечность
Шрифт:
— Согласен. Ваша цель — захват базы «Латинос»?
— Если выяснится, что там и в самом деле все настолько далеко зашло, как нас уведомили. Решение будем принимать на месте. Могу рассчитывать на помощь ваших матросов?
— Отряд из двадцати моряков-десантников вас устроит?
— С условием, что мы с Зебольдом и Гольвегом заранее будем знать их имена и получим возможность заняться хоть какой-то их диверсионной подготовкой.
— Завтра же такой список будет у вас. Вы сможете побеседовать с каждым матросом в отдельности. Как вы будете их готовить — вам виднее.
— Мы поручим это опытному инструктору Зебольду, непревзойденному мастеру по переламыванию характеров и костей.
— Глядя на него, нетрудно в это поверить. Место для тренировок в одном из грузовых отсеков вам, естественно, найдется. Замечу, что несколько членов моей команды еще совсем недавно переведены из полка морской пехоты.
— Очевидно, речь идет о Померанском полке?
— О нем, естественно. Элитный Померанский полк морской пехоты. Эти четверо парней до сих пор гордятся, что когда-то служили в нем.
— Вскоре они будут гордиться тем, что служили на субмарине «Колумбус» под командованием бесстрашного командира Ральфа Штанге.
— Это ж как нужно будет прославиться! Не успеем, конец войны.
— Не наблюдаю оптимизма, Штанге! Сегодня вам как раз представляется случай, — заверил его барон фон Штубер.
— Эй, на «Черном призраке», к вам в гости идет лейтенант СС Кеммер, который командует взводом десантников, и штабс-боцман Зебольд! — И пока вахтенный запрашивал у командования субмарины разрешение на прибытие нежданных гостей, Штанге объяснил: — Мне лучше оставаться на субмарине.
— Тоже так думаю. И подтяните сюда, к трапу, своих пехотинцев-померанцев, застоявшихся в своих отсеках-конюшнях, как боевые рысаки. Вдруг понадобятся.
— А вам советую взять с собой еще хотя бы одного из своих десантников. Кстати, командир «Черного призрака» знает, что мы высаживали на американский берег агентов в гражданском, поэтому ваше цивильное одеяние его не смутит. Только приготовьте оружие и постоянно будьте начеку.
— Лейтенанта Кеммера и его десантников командир «Черного призрака» ждет на своем борту! — наконец последовала реакция обер-лейтенанта Алькена.
— К операции «Черный призрак» — приступить! — скомандовал сам себе барон фон Штубер с такой решительностью, словно действительно решался на штурм вражеской субмарины.
26
Январь 1945 года. Германия.
Остров Узедом в Балтийском море.
Испытательный ракетный полигон в Пенемюнде.
Фюрер появился значительно раньше, чем предполагал Браун, вызвав этим явное неудовольствие ведущего конструктора. Он терпеть не мог, когда его отвлекают по такому мелочному поводу, как прибытие начальства, пусть даже в ипостаси фюрера и его приближенных.
Как оказалось, он не стал задерживаться в штабе ракетного центра, а вместе с его начальником генерал-лейтенантом Вальтером Дорнбергером, а также, начальником особой команды «Дора» обергруппенфюрером Гансом Каммлером и своим личным адъютантом Юлиусом Шаубом прибыл прямо сюда, в пусковой бункер.
— У вас все готово к запуску ракеты, Браун? — спокойно и, как показалось Ракетному Барону, даже чуточку несмело поинтересовался он.
Последние приготовления, мой фюрер.
— Последние, понятно… Однако вы уверены, что на этот раз ракета достигнет берегов Америки?
— Согласно всем расчетным данным, которые у нас имеются, должна достигнуть: скорость, дальность полета, радиоуправляемость и радионаведение…
— С расчетами у вас всегда все хорошо, Браун. Но кто, в таком случае, может объяснить мне, почему половина наших ракет падает в Ла-Манш?
— На этот раз осечки быть не должно.
— Если верить вашим расчетам…
Гитлер постоял перед Брауном, покачиваясь на носках своих до блеска надраенных сапог, несколько раз переводил взгляд то на приготовленный для него перископ, то на главного конструктора. Барон чувствовал, что фюрер хотел бы получить еще какие-то заверения, гарантии, какие-то очень убедительные выкладки, которые бы развеяли его сомнения. Вождь не зря приехал сюда. Ракетный Барон знал, что не далее как два дня назад, во время совещания высшего командования армии, проведенного у себя в ставке «Волчье логово», Гитлер опять заверил генералитет и «весь мужественный германский народ», что в ближайшее время Германия добьется коренного перелома событий на военном и политическом фронтах.
Как знал он и то, что ставка у него может быть только на один вид оружия — межконтинентальную ракету «Америка», под ударами которой американское правительство дрогнет и пойдет на переговоры с рейхом, предав своих союзников.
Никаких иных источников чрезмерного оптимизма фюрера он не знал. Вот почему он сейчас здесь, и вот почему он ведет себя, как азартный игрок в рулетку, решивший, что на сей раз фортуна обязательно окажется благосклонной к нему. Однако прежде чем сесть за игорный стол этого смертоносного казино, вождь Великогерманского рейха пытался найти хоть какие-то косвенные признаки того, что фортуна действительно не предаст его. Пытался найти, но не находил.
Тем временем фюрер подошел к перископу, повертел его обзорную трубу, осматривая ракету и все, что происходит на стартовой площадке, и, все еще не отпуская штурвал, несмело как-то спросил:
— Но вам известно, что в Нью-Йорке наводить вашу летающую торпеду уже будет некому?
— Известно. Оба агента, которые были высажены на американский берег с борта субмарины, чтобы установить радиомаяк в здании Эмпайр стейт билдинг, схвачены.
— Это то, о чем я не раз говорил в своей ставке, Браун, — с особой доверительностью в голосе поведал Гитлер, — все вокруг предают и подводят. Почти невозможно полагаться на кого-либо. Эти агенты… Меня заверили, что оба они прекрасно подготовлены, в течение многих лет сотрудничают с нашей разведкой, знакомы с Америкой — с языком, обычаями и всем прочим. Неужели нельзя было продержаться каких-нибудь две-три недели? Я просто не верю в это. Не верю, генерал Дорнбергер, не верю!
— Я не отвечал за подготовку этих агентов, мой фюрер, — поспешил увести себя из-под гнева Гитлера начальник ракетного полигона.
— Здесь никто ни за что не отвечает, — взволнованно ответил Гитлер. — Покажите мне хотя бы одного человека в рейхе, который бы теперь за что-нибудь по-настоящему отвечал.
Больше всего Брауна поражало то, что фюрер не кричал, не угрожал, да, собственно, и не обвинял. Наоборот, он как бы жаловался на всех тех людей, на которых должен был бы рассчитывать, но которые подло предают его. Жаловался и даже искал сочувствия. Вот только главными обвиняемыми на этом «судебном процессе» представали именно они, сотрудники ракетного центра в Пенемюнде.