Субституция
Шрифт:
— Еще бы! — вклинился в разговор Севрюков, — за те деньги, которые МВД отвалило немцам, можно было еще и французскими духами побрызгать….
Перов с удивлением посмотрел на Севрюкова и скривил физиономию.
— Разве пришлось оплачивать доставку трупа? — спросил он.
— Конечно! — ответил Севрюков, — родственников-то нет, а потребовало возврата трупа на Родину МВД. В Европе ничего бесплатно не делают….
Мужчины в серых халатах внесли цинковый гроб. Видно, что шов между его половинками разрезан электрическими ножницами.
Ну, вот, Сергей Константинович, —
Мужчины осторожно поставили гроб и собирались уходить.
— Ребята, крышку-то снимите! — сделала замечание Иванникова и тут же обратилась к Перову, — можете смотреть, Сергей Константинович!
Перов, Севрюков, Желобов и Иванникова подошли к столу. Мужчины в серых халатах сняли крышку гроба, взявшись с обоих ее торцов, и поставили к стене. В гробу лежал труп Долгого в костюме с галстуком, его лицо было в морщинах, землистого цвета и соответствовало семидесятилетнему возрасту. Перов вынул из папки фотографию и стал сравнивать ее с лицом трупа.
— Похож, очень! — констатировал он и обратился к Севрюкову, — взгляни Гена!
Перов дает фотографию Севрюкову. Тот смотрит на нее, затем на лицо трупа.
— Несомненно, это Плотников! — соглашается с Перовым Севрюков, — только старый очень….
— Сергей Константинович, — сказала Иванникова, — я проведу вскрытие и предоставлю вам заключение.
— Немцы вскрывали, — проговорил Перов, — установили причину смерти от сердечной недостаточности….
— Такую причину можно установить каждому из умерших, — язвительно сказала Ольга, — ведь смерть всегда наступает от остановки сердца. Я более тщательно проведу экспертизу!
Севрюков шмыгает носом и обводит всех взглядом.
— От трупа запаха нет совсем! — констатирует он.
— Я под впечатлением от его вида! — рассеянно сказал Перов, продолжая смотреть на труп, — в моей практике такая чертовщина встречается первый раз!
— Что Вы имеете в виду? — не понял Севрюков.
— Я лично видел на записи из Домодедово этого Долгого, — задумчиво сказал Перов, — он проходил регистрацию на рейс и был гораздо моложе, лет около сорока…. Возможно ли это? Поневоле поверишь в мистику!
— Будем надеяться, что профессор Липчевский объяснит быстрое старение! — сказал Севрюков.
— Оленька, — обратился Перов к Иванниковой, — не забудь взять пробы тканей в достаточном количестве для Липчевского и пожалуйста, позаботьтесь о доставке ему проб, взятых при эксгумации тела Плотникова и этого — он показал на труп Долгого.
Кандидат медицинских наук Ланге Эрих Хельмутович был приволжским немецем по национальности, родившимся в России. Он работал в должности заведующего онкологическим диспансером давно и считался опытным специалистом в этой области медицины, имел много учеников, одним из которых был Игнатов Александр Васильевич, лечащий врач этого же диспансера.
Игнатов пришел к Ланге по окончании медицинского ВУЗа на первичную последипломную специализацию, интернатуру и сразу же понравился Эриху Хельмутовичу. Так и остался здесь работать в должности лечащего врача до сегодняшнего дня.
Его статус рядового лечащего врача вовсе не считался таковым, всем было известно, что это любимчик Ланге. Главный врач советовался только с ним и доверял ему безгранично. Именно с Игнатовым Ланге долгое время «искал» эффективный метод лечения онкологии, в диспансере имелась лаборатория с современной аппаратурой для исследований, которыми Ланге и Игнатов усиленно занимались одно время. Поговаривали, что они нашли способ эффективного лечения рака, но пациенты Игнатова продолжали умирать и эту «утку» вскоре забыли.
Сегодня Ланге проводил общий обход совместно с Игнатовым. Несмотря на то, что за каждым лечащим врачом было закреплено определенное количество палат, Игнатов присутствовал на обходах от начала до конца. Остальные доктора в первое время возражали такому участию «любимчика Ланге», но вскоре смирились и прекратили возмущаться, тем более, что Игнатов всегда давал своевременные советы по лечению тяжело больных.
Следуя от палаты к палате, Ланге и Игнатов обменивались мнениями, а когда подошли к одиночной палате-изолятору № 14, остановились.
— Александр Васильевич, больной Хакаров еще жив? — спросил Ланге.
— Да, Эрих Хельмутович, — отвечал Игнатов, — можете взглянуть на него.
Врачи и медсестры вошли в палату, где на единственной кровати лежал больной с серо-землистым цветом лиц.
— Он сейчас под действием диаморфина? — коротко спросил Ланге.
— Да, конечно, — отвечал Игнатов, — у него четвертая стадия метастазирования!
— Сделайте ему биопсию, как Плотникову, — рекомендовал Ланге, — но в гораздо большем объеме и перед самой смертью! Сколько он еще протянет?
— Ему недолго осталось, — констатировал Игнатов, — очень высокая степень гипоксии с выделением стимулирующих белков….
— У меня есть к Вам разговор, имеется, Александр Васильевич! — тихо промолвил Ланге.
Игнатов с пониманием посмотрел на Ланге и кивнул головой.
— Я понял, Эрих Хельмутович, — сказал он, — я зайду к Вам после обхода.
…В аэропорте Даллеса в Вашингтоне приземлился «Боинг» рейса 414 Москва-Мюнхен — Вашингтон. На табло высветилось: «Flight number 414 Moscow-Washington» и диктор аэровокзала объявил об этом по громкоговорящей связи. Помощник профессора Джонсона Тони подошел к зоне послеполетного досмотра пассажиров, стал у стены вблизи энтроскопа, развернул плакат с надписью: «Кирсанов Максим Иванович».
Именно Тони познакомил Ланге и Игнатова с профессором Джонсоном в ноябре 2010 года, когда те прибыли в США на Международную научно-практическую конференцию по онкологии. Тони, хорошо знающий русский язык, быстро нашел с ними контакт, вспоминая Москву, где когда-то работал с МИД РФ и был лично знаком с Андреем Козыревым, в то время работающим министром. Хотя профессор Джонсон не был онкологом и не присутствовал на этой конференции, Тони уговорил Ланге посетить загородный дом Джонсона. Именно там у них начались деловые отношения.