Суд Линча (Очерк истории терроризма и нетерпимости в США)
Шрифт:
В таком случае дело объясняется довольно просто. Сильно развитый в американце инстинкт прогресса был стихийно возмущен видом и манерами этого представителя самых отсталых на планете общественных отношений. С точки зрения американской личности, блестяще подготовленной к поприщу буржуа, негр должен был представляться человеком, с которым "каши не сваришь".
Правильно ли такое объяснение в целом или только в частностях, в этом мы убедимся, если познакомимся с африканским характером в том виде, в каком он сложился прежде, чем негр попал в жадные руки
Но для этого нам нужно покинуть на время Североамериканский континент и перенестись на африканскую почву, в частности на почву Западной Африки, которая служила главным резервуаром работорговли на заре капиталистической эры.
Прежде всего сделаем несколько беглых замечаний об особенностях психических функций первобытного человека. То, что негры могли сосчитать только до трех, после чего неизменно жаловались на усталость, наряду с другими своеобразными чертами их психики, служило для чуждых историзму идеологов рабства верным доказательством неполноценности этой расы.
Память, мышление, речь и счет современного человека совершили огромную эволюцию со времени первобытной эпохи. Цивилизованный человек, экономящий свою память, все неисчислимое богатство своего опыта аккумулирует в емких понятиях. Но скудный опыт примитивного человека мало нуждался в обобщении и классификации предметов и явлений. Словно жадный ростовщик, хранящий весь свой капитал в кожаном мешке, он держал в своей цепкой памяти все многообразие окружающего мира с огромной роскошью деталей. Поэтому и словарь примитивного человека всегда удивлял исследователей своим богатством. Он был тесно связан с памятью и должен был иметь особое слово для каждой конкретной детали своего окружения.
Первобытный человек говорил живописуя, пользуясь при этом лапидарным до педантизма стилем, в то время как мы стремимся говорить точно, опираясь на классифицированные понятия.
Естественно, что и мышление первобытного человека оперировало кадрами четко отпечатавшихся в мозгу виденных ситуаций. Поэтому логический аппарат его функционировал так, что в качестве причины выступало пре-дыдущее событие, а следствия — последующее. Если разразилась гроза и в это время кто-то умер, немедленно устанавливалась причинная связь между непогодой и смертью.
Первобытные люди и считали иначе, чем мы. Числовые операции им были неизвестны — они требуют высокой степени абстракции. Первобытный человек даже не считал, а опять-таки опирался на необычайную мощь своей конкретной памяти, когда ему нужно было судить о количестве предметов. Пастух на время отлучается от стада. По возвращении одного его взгляда достаточно, чтобы определить, что в стаде из нескольких сотен коров не хватает одной. Это свидетельствует о высокой точности чувства массы, объема. Когда охотники возвращаются с охоты за дикими лошадьми, у них спрашивают не "сколько вы привели?", а "сколько места займет табун лошадей, которых вы привели?".
Психические функции первобытного человека обусловлены историческим уровнем его культуры
Организация психической деятельности у западноафриканских негров к моменту их вынужденного контакта с американцами обладала существенными отличиями, определявшимися тем, что негр представлял собой субъект первобытных общественных отношений.
Почти всех этнографов, предпринимавших путешествия по ту сторону цивилизованного мира, неизменно поражала атмосфера веселья, радости, настоящего счастья, которая окружала первобытные племена.
"Эскимос, собственно, очень счастливый человек. Нрав у него беззаботный, и он обыкновенно бывает весел, как ребенок", — писал Ф. Нансен. Немецкий этнограф К. Штейнен находит ту же черту у одного из бразильских племен — бакаири: "Бакаири приветливы, словоохотливы и доверчивы как в обращении с чужеземцами, так и друг с другом. В этой деревушке я смеялся так же часто и так же часто слышал чужой смех, как и под кокосовыми пальмами Самоа и Тонга". О кафрах Ф. Ратцель писал: "Пока его страсти не возбуждены, южный кафр детски весел, безобиден, склонен к пению и пляскам и общителен, как муравей".
Та же атмосфера царит среди негров. "Негры не могут сдерживать смех, — сообщает Ливингстон. — Какое бы ничтожное обстоятельство ни случилось на пути, если, например, ветка заденет груз носильщика или он что-нибудь уронит, все видящие это разражаются хохотом…" Мария Кингсли, путешествовавшая по Западной Африке, была ошеломлена неумолчным гамом, стоявшим над деревнями негров: "Горе тому в Африке, кто не выносит непрерывного оглушительного гвалта. Немногое здесь поражало сильнее, чем редкие моменты тишины, а также ее впечатляющая мощь, когда она все-таки устанавливалась".
Источником этой радости безусловно являются справедливые установления первобытной общины. "Хорошей стороной африканской системы является то, что она никого не оставляет без внимания; здесь нет безработных и голодных, каждый отвечает за своих сородичей и несет перед ними ответственность". Эта черта общинного быта, подмеченная Марией Кингсли, бросается в глаза и Нансену: "Единственное, что нарушает радостное настроение эскимоса, это вид чужого страдания. Поэтому эскимос всегда охотно делится с бедняком до тех пор, пока у него есть чем делиться".
А в своей теории родового быта выдающийся советский этнограф Л. Я. Штернберг исходит именно из этого фундаментального принципа древней общины: "Независимо от типа хозяйств, социальный строй рода совершенно отличен от социального строя современных обществ. Родственные и религиозные узы, соединяющие членов рода, создают без всякой формальной организации социальную атмосферу, гарантирующую каждому — сильному и слабому, талантливому и убогому — возможность жить и пользоваться всеми благами общежития".