Суд времени. Выпуски № 01-11
Шрифт:
Млечин:Я прошу прощения, что Вас прерываю! Тут не было чисто личной… Матери всегда кажется, что сын под пятой у жены. Боже мой, я как сын тоже это чувствую иногда. Мне понятны эти чувства.
Мироненко:У нее были некоторые основания для того, чтобы понимать, что Александра Федоровна перешла некоторую границу и вмешивается в государственные дела. Ведь это же очень важно. Одно дело — семейная жизнь, другое дело — государственная. Не то, чтобы она пыталась влиять на назначения, не то, чтобы она убеждала Николая стать верховным главнокомандующим. И председатель Государственной Думы, и восемь министров — чрезвычайный случай — обратились к императору с письмом, в котором предупреждали, что ни в коем случае нельзя совершать
Сванидзе:Завершайте.
Мироненко:А он, тем не менее, совершил. Так вот, Мария Федоровна, когда она получила известие в Киеве об убийстве Распутина…
Сванидзе:Десять секунд.
Мироненко:…она поняла, что это не последняя кровь. Но! Когда Николай Михайлович то, о чем он писал в дневнике, написал ей в письме, она не возмутилась. Она не воскликнула: «Боже мой! Как вы можете?! Как вы можете думать об убийстве моей невестки?! Матери моих внуков!» Это свидетельство невероятного кризиса, который охватил семью Романовых, а вместе с ней и всю Россию.
Млечин:Благодарю Вас.
Сванидзе:Спасибо. Я должен в дополнение к тому, что сейчас сказал Сергей Владимирович Мироненко, отметить, что вообще Мария Федоровна, матушка последнего русского императора и вдова Александра III, она отличалась очень прозорливым, мощным, проницательным государственным умом, помимо того, что она была мать и бабушка. Очень многое предвидела, и в том числе большую кровь и революцию.
Сейчас короткий перерыв, после которого мы вернемся к нашим слушаниям.
Сванидзе:В эфире «Суд времени». Продолжаем слушания по теме: Николай II — достойный правитель или лидер, приведший страну к краху?
Пожалуйста, сторона обвинения может задать вопрос свидетелю защиты
Кургинян:Скажите, пожалуйста. Я много раз это слышал, и каждый раз пытаюсь это просто понять. Ну, вот все эти аргументы безумно сильно действуют на сознание. Как бы все время говорится: вот мальчик, вот он такой страдающий, вот он больной, вот он сейчас умрет. Естественно, что всех ведут на помощь. Ну, как вы можете в этом упрекать человека? Что вы упрекаете людей, что они любят друг друга? И так далее. Скажите, пожалуйста. Родился больной наследник, он все равно не сможет управлять. Почему бы спокойно, сохранив страну, сохранив свое положение, свою возможность любить жену и своего любимого сына, не отойти чуть-чуть в сторону? И не в обстановке революционного хаоса, а в нормальный момент передать власть кому угодно, кто не обременен проблемой с больным ребенком, у кого семейные отношения не так сильно на все влияют. Разве этого нельзя было сделать? Я для себя пытаюсь понять.
Мироненко:Можно, я чуть-чуть с другого начну?
Кургинян:Да.
Мироненко:Я думаю, что Николай II и Александра Федоровна не очень хорошо отдавали себе отчет, насколько болен наследник. Об этом свидетельствует первый проект отречения Николая, когда он отрекся в пользу наследника, и только после того, как ему лейб-хирург Федоров сказал: «Что Вы делаете?! Ваш сын смертельно болен!» — тогда началась подготовка второго манифеста об отречении, и тогда Николай отрекся за себя и за наследника, что теперь ему постоянно ставят в упрек.
Кургинян:Понятно.
Мироненко:Теперь, я думаю, еще одно — Распутин… Попробуйте меня переубедить, но мне кажется, что все рассказы о том, что он обладал какой-то гипнотической силой, что он останавливал страдания наследника, — это все выдумки, в основном, Вырубовой, которая создавала некий…
Кургинян:Мне тоже так кажется. Я не буду Вас опровергать.
Мироненко:Александре Федоровне нужен был, как бы мы сказали, психоаналитик. Распутин облегчал ее переживания. Она была женщина психопатического склада, она безумно все переживала. Ей нужен был кто-то, кто бы ее немного приводил в чувство…
Кургинян:Мне страшно не хочется Вас перебивать, осталось двадцать секунд.
Мироненко:Да, да, да.
Кургинян:Спасибо большое…
Мироненко:Конечно, безусловно, какой вопрос — конечно, можно было уйти. Но Николай не видел этого.
Кургинян:Понятно.
Мироненко:Он понимал, что он получил эту власть по наследству, он должен ее хранить в своих руках…
Кургинян:Понимаете, у меня десять секунд осталось. Вы понимаете, что тогда получается: либо они видели, что у них смертельное, ужасное заболевание и цеплялись за всех, либо они не считали, что это смертельное заболевание, но тогда зачем они цеплялись за проходимцев? И в любом случае, почему то, что они цеплялись за проходимцев, должен оплачивать их народ миллионами трупов?
Сванидзе:Десять секунд на ответ.
Мироненко:Согласен с Вами, Сергей Ервандович. Для меня это тоже достаточно странно, но я попытался в своем ответе показать, что корни отношений Александры Федоровны и Распутина в ее психологическом состоянии и в его способности примитивными способами… Могу, кстати, рассказать, как это делалось…
Сванидзе:К сожалению, заседание…
Мироненко:Но, нет — нет.
Сванидзе:Это было бы очень интересно.
Млечин:Да уж!
Кургинян:Очень интересно.
Сванидзе:Вы знаете, расскажите, расскажите.
Млечин:Да, да, конечно
Сванидзе:Расскажите, прошу Вас. За полминуты расскажете?
Млечин:Ну, конечно.
Мироненко:За полминуты — постараюсь.
Сванидзе:Попробуйте.
Мироненко:Дело заключается в том, что лет десять тому назад мы приобрели следственное дело Распутина, которое велось в Тобольской епархии с 1906 по 1912 год, пока Николай своим указом не запретил и не закрыл это дело. Вел следствие Синод, было церковное следствие. Священник опрашивал почитательниц Распутина и спрашивал: «Ну, что вот вас заставляет, бросив все, бросив семью, следовать за этим, как бы это сказать, не вполне благочестивым человеком?» И одна из почитательниц ответила: «Вы знаете, все очень просто. У меня был муж, он был подвержен суицидным попыткам. Я пыталась его спасти. В конце концов, мне не удалось это сделать, и мой муж покончил с собой. У меня начались ужасные боли в сердце. (На что всегда жаловалась императрица). Я потеряла сон. Мне посоветовали: сходи к святому старцу, он тебя облегчит». Она пришла к Распутину, рассказала свою историю, и Распутин ее спросил: «А ты что, считаешь себя выше Бога?» Этот вопрос поставил бедную женщину в совершенно непонятное… «Я не понимаю, почему выше Бога?» «Так Бог Иуду от петли не спас!» И мгновенно снял все ее страдания! Она тут же сказала: «Да! Я чувствую какое-то облегчение. Он спас меня от того, что преследовало меня все последние годы».
Сванидзе:Этот прием надо нашей медицине взять.
Кургинян:Миллионы трупов были положены на алтарь психоаналитического облегчения царицы!
Мироненко:А теперь представьте себе. Приезжает эта немецкая принцесса, достаточно больная. Кстати, королева Виктория предупреждала Николая: «Смотри, она хоть и солнышко, но она человек не вполне здоровый». Рождается одна дочка — хорошо. Рождается вторая дочка — хорошо. Рождается третья дочка… Ой, что ж такое-то? Главная функция какая у императрицы? Родить наследника в монархии. Рождается четвертая дочка. И все обращают внимание на кого? Конечно, на Александру Федоровну! Не может родить наследника! Наконец, рождается наследник, но наследник болен чудовищной болезнью. Никаких лекарств от гемофилии нет…