Суд времени. Выпуски № 12-22
Шрифт:
Сванидзе:Рекрутчина была.
Артамонов:…он не становился уже крепостным. Он уже становился свободным человеком в армии. И он считал себя выше крестьянства — любой солдат. То есть сословие получалось. И даже его дети освобождались от крепостного права.
Кургинян:И офицером он мог стать.
Артамонов:Да и офицером — в «Табели о рангах».
Сванидзе:Спасибо. Прошу Вас. Сторона обвинения, вопрос свидетелю защиты.
Млечин:Вы сами говорите: крестьяне большую часть времени свободны были. Так зачем же их закабалять?
Артамонов:Где?
Млечин:Не заняты трудом, да? Вы же сами сказали, большую часть года они не заняты трудом в поле.
Артамонов:Нет-нет. Вы не правильно меня поняли.
Млечин:А? Уточните.
Артамонов:Они до предела были заняты добыванием необходимых средств к существованию.
Млечин:Но не зимой? Вы говорили, по-моему?
Артамонов:Всё время! Зимой уже отходные промыслы были.
Млечин:Вот! Так зачем же было их закабалять, вместо того чтобы дать им возможность зарабатывать? Ну когда это крепостной труд был лучше свободного? Что ж тут хорошего?
Артамонов:Отхожие промыслы получили своё максимальное развитие уже только во второй половине XVIII века…
Млечин:Да я не про отхожие промыслы говорю! Я говорю про крепостничество! И Вы так легко об этом говорите: ну да, пресс стал тяжелее. Основная часть России — это крестьяне, это почти все население. Вот это есть Россия! Вот это есть русский народ! И он закабален! Ещё хуже! И Вы это в заслугу ставите Петру?
Артамонов:Это тяжелый путь России. Это, по сути дела, подвиг русского народа был совершен.
Млечин:Да зачем же? Он не хотел такого подвига! Почему же он должен был так мучиться-то?
Артамонов:Нет, нет, нет.
Млечин:Их что… можно, я крепостным буду? Император своей волей заставил! И Вы называете это достижением? Теперь, Вы сказали по поводу армии, что солдат становится свободным. Служба бессрочная, это называется свободой?
Артамонов:Да.
Млечин:Велел клеймо ставить на руку, чтобы угадать, который рекрут беглый.
Артамонов:Верно-верно.
Млечин:И замечательный, значит, указ от 1724 года.
Сванидзе:Двадцать секунд даю, на всё про всё, на вопрос и ответ, Леонид Михайлович.
Млечин:Очень коротко. Такие вечные квартиры для полка. То есть, ты не только служишь, а ты живешь здесь. Значит, жену тебе подберут из местных, чтобы ты вообще никуда не делся. И Вам нравиться такое развитие, Вы называете это свободным? Это еще хуже крепостничества!
Артамонов:Солдат считал себя, когда попадал в деревню крестьянскую, он считал себя чуть ли не барином. Он был, по сути дела, господином там. И в первые годы службы рекруты бежали в массовом порядке. Но потом они втягивались в эту лямку служебную и чувствовали себя, по сути дела, таким же сословием, условно говоря, как казачество.
Сванидзе:Спасибо. Так, прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваш тезис, Ваш свидетель.
Млечин:Так. Благодарю Вас. Если можно, Андрей Михайлович Буровский, профессор, доктор исторических наук, автор книги о Петре. Давайте, как Вы считаете?
Сванидзе:Как Вы считаете что, Леонид Михайлович? Какой вопрос?
Млечин:Мы обсуждаем последний вопрос, если я не ошибаюсь — стала ли Россия европейской державой? Вот этот вопрос я и переадресую.
Буровский:А это очень провокационный вопрос. Потому что само понятие «европейская» сейчас в России используют, во-первых, оценочно. То есть, «европейское» — то, что мне нравится, то, что считаю хорошим. А во-вторых, это такая, как бы знак качества: европейское, значит хорошее. Если Петр привел любой ценой, неважно какой ценой, Россию в Европу — он хороший. Не привел — это уже хуже. Или плохой, вообще. Давайте уточним, что такое Европа. Обычно используют признак этнографический. Вместо сарафанов — платья в талию, в зубах трубка, немецкий кафтан, а не русский — уже Европа, да? Отказываюсь признавать всерьез. В Голландии железных руд нету. Там выплавить чугун при всем желании не могли. В Англии тоже. Но 80 % чугуна, произведенного в России Демидовыми, ввозилось в Англию. Из этого скверного, негодного чугуна, где свободные, подчёркиваю красным карандашом, лично свободные британские мастера выплавляли хорошее железо, которое шло потом в Россию обратно. В этом смысле, Петр, независимо от количества мануфактур, пушек, количества штук сукна и мачтовых… там, с парусами, совершил страшное преступление перед своим народом. Народом европейским по духу. По сути.
Сванидзе:Десять секунд.
Буровский:Хорошо. Народом, вечно борющимся со своим то деспотическим, то демократическим государством. Петр совершил страшное преступление, создав жуткую восточную деспотию. Вопреки которой русский народ прожил 150 лет своей истории и вопреки которой остался европейским народом.
Сванидзе:Спасибо.
Буровский:За что ему честь и слава!
Сванидзе:Спасибо. Сергей Ервандович, прошу Вас, вопрос свидетелю обвинения.
Кургинян:Вы говорите, что народ у нас всегда вопреки государству как-то выживал и делал. Я говорю: народ всегда понимал, что без государства он был бы уничтожен! Растоптан! Ликвидирован до конца. Он это государство любил. Он его строил вместе со всеми. И он все время стремился сделать его лучше. Потому что народ понимает, что без этого государства он жить не будет вообще. Что придет чужая армия, и он будет её рабом. А то, что мы должны делать государство лучше, демократичнее и давать больше возможностей народу — это абсолютная правда! Но не противопоставлять народ государству, а соединять его с государством! Государство — это средство, с помощью которого народ длит и развивает своё историческое предназначение!
Сванидзе:Ваш вопрос. Сергей Ервандович.
Кургинян:Вам этот тезис чужой или нет?
Буровский:Ответ такой. В Московии это единение государства и народа, пусть очень несовершенное, но всё же было. В более поздние эпохи этого не было никогда. Это является мифом. Я просто приведу один пример. В 1812 году партизан, выступавших в тылу французов на стороне Российской империи, чьи портреты потом вешали в Зимнем дворце, и так далее, соотносилось с другими повстанцами, которые били и французскую, и русскую армии, как один к десяти. Вот и всё.