Суд времени. Выпуски № 23-34
Шрифт:
Если вы были в Китае, то буквально вы можете отъехать там чуть-чуть от центра Пекина и вы увидите, что огромное количество людей живут прямо в Пекине без коммуникаций, у них деревянные туалеты «М» и «Ж» на улице, у них нету ни воды, ни электричества, ни-че-го. Но при этом есть Шанхай с небоскребами под небеса, с олимпиадами и т. д.
Кургинян:Если все будет продолжаться так, как есть, то лет через 10 они придут к Вам, и Вы будете у них консультантом.
Хакамада:А Вы меня не пугайте.
Кургинян:А я нет.
Сванидзе:Спасибо. Спасибо. В эфире «Суд времени». Мы продолжаем слушания. Вопрос сторонам: « Изжила ли себя советская идеология?»
Пожалуйста, сторона защиты,
Млечин:Можно, я сначала приведу несколько таких свидетельств, они нам, мне кажется, помогут.
Игорь Дедков, был такой замечательный литературный критик, всю жизнь прожил в Костроме, один из самых выдающихся знатоков русской литературы. Доказательство № 38.
Материалы по делу.
Из дневника Игоря Дедкова:
«25 октября 1977 года. В магазинах нет туалетного мыла. Нет конфет. Само собой разумеется, нет мяса, колбасы, сала и прочего.
13 ноября. В городе нет электрических лампочек… У нас в люстре из трех лампочек перегорели две…
1 декабря. На партсобрании ответственный секретарь Костромской писательской организации сказал, что американцы научились управлять климатом, и очень ясно намекнул нам, что все засухи и несуразности в погоде последних лет связаны с империалистическими происками.
22 декабря. В диетическом магазине не было ни творога, ни сливочного масла. Разговор: „Что же мы построили?“ „Как — что? Социализм“. Не приведи бог, если он будет развиваться дальше».
Если можно, последнее … эта цитата из дневника Александра Трифоновича Твардовского, автора «Василия Теркина», выдающегося нашего поэта.
Доказательство № 40.
Материалы по делу.
Из «Новомирского дневника» Александра Твардовского: «Нечего удивляться той мере мирового разочарования в идеологии и практике социализма и коммунизма, какая сейчас так глубока, если представить себе на минуту повод и причины этого разочарования. Строй, научно предвиденный, предсказанный, оплаченный многими годами борьбы, бесчисленными жертвами, в первые же десятилетия обернулся невиданной в истории автократией и бюрократией, деспотией и беззаконием, самоистреблением, неслыханной жестокостью, отчаянными просчетами в практической, хозяйственной жизни, хроническими недостатками предметов первой необходимости — пищи, одежды, жилья, огрубением нравов, навыками лжи, лицемерия, ханжества, самохвальства…». А. Т. Твардовский, Новомирский дневник, М., 2010
А теперь, если можно, я хотел бы обратиться к своим экспертам — это Сергей Станкевич, известный политик, и двое моих замечательных коллег по журналистскому цеху — Александр Политковский и Владимир Мукусев. Можно, я вас попрошу всех коротко, по минуте, сказать, что же произошло с идеологией в советское время? Осталось ли хоть что-нибудь от советской идеологии к моменту перестройки?
Сергей Борисович, Вы ближе, Вам начать.
Сергей Станкевич, политолог, советник Президента РФ в 1990–1991 гг., народный депутат СССР 1989–1991 гг.
Станкевич:Я не буду вдаваться в идеологические тонкости — они бессмысленны, и в минуту не уложишься. Я хочу только, апеллируя к молодым, которые сидят в этом зале, им вообще кажется невероятным то, что они слышат про свою же Родину 20-30-40 лет назад.
Представьте себе следующее — в 1917 году XX столетия большевики, никого не спрашиваясь, взяли власть в стране и обещали построить общество справедливости — Царство божие на земле. И к чему это в итоге привело? Частная собственность — это преступление, кто это отрицает — преступник. Предпринимательство — это преступление, империализм загнивает, это враги и тот, кто в этом сомневается — преступник. Преступник, причем — в буквальном смысле этого слова, потому что все это каралось — отрицание всего этого — каралось по тогдашнему уголовному кодексу. Фактически, идеология навязывалась карательными методами. Вера в то, во что сами не верили вожди, э-э-э, Советского Союза к концу срока его существования, навязывалась
Но, что самое главное, мне кажется, основной удар по идеологии — для меня лично, например, для человека, изучавшего историю и в том числе зарубежную историю, — для меня лично главный удар по идеологии социализма был нанесен в 1980 году польской «Солидарностью».
Вся идеология социализма строилась на том, что — да, буржуи нами всегда недовольны, да, те, кто с нами не согласны, это подпевалы буржуев, но уж рабочий-то класс, вот он, наш гегемон, все ради него — вот это самый передовой класс и весь строй социализма призван сделать этот класс счастливым. И вдруг в 1980 году в Польше серия забастовок, профсоюз состоит из более, чем 10 миллионов, в течение нескольких дней рабочих приезжают перепуганные партийные чиновники на верфь имени Ленина, кстати, в зал выходят, произносят те же самые штампы, которые они привыкли произносить каждый день насчет социализма, насчет коммунистической партии — и огромный зал, набитый рабочими, смеется над ними. Вот в этот момент рухнула идеология.
Млечин:Спасибо большое. Александр, пожалуйста, микрофон и коротко потом.
Политковский:Ну, я выпускник факультета журналистики, так же как и Вы. Мы в один год закончили факультет журналистики и, как Вы помните, мы выходили, мы были солдатами партии. Правильно? Вот. И поэтому позиционировали себя так. Но получилось так, что мои коллеги, и Вы в том числе, были счастливы. Мне очень много людей говорили, что какое счастье, что ты будешь работать в спортивной редакции, — это был 1979 год, предолимпийский — тебе не придется врать. Да? Но наступил 1980 г., олимпийский, и спорт, который был вне политики, стал в центре политики, да? И мне пришлось с самого начала врать. Вот. И я врал все время, да? Пока работал в спортивном отделе программы «Время» до 1985 года, так случилось. У меня — к счастью, да? — я в молодежную редакцию пришел именно в 1985 году. Поэтому, когда говорят «Что ты делал до перестройки?» — мне легко об этом говорить — работал на программе «Время», занимался спортивной журналистикой. Поэтому …э-э-э, ложь…в основном, это ложь, та, которая шла именно еще с факультета журналистики — помните наши лекции по научному …э-э-э, атеизму,…
Сванидзе:Завершайте.
Политковский:…когда мы даже не могли понять, о чем идет речь. Спасибо.
Млечин:Если можно, секунд 30…
Сванидзе:Хорошо, давайте.
Млечин:Владимир, пожалуйста.
В. Мукусев, кандидат политических наук, журналист.
Мукусев:Я не заканчивал МГУ, я заканчивал в Питере электротехнический институт связи, но к тому, что я сейчас скажу, имеет журналистика непосредственно отношение. Знаете ли вы, что …м-м-м, электронные средства различные, которые до сих пор находятся на нашем вооружении, они, если их измерить, они с деталями, там, допустим, 250 и 5 десятых миллиметра? А знаете, почему это происходило? Потому что для нас был праздник — я работал в конструкторском бюро и создавал этот самый щит родины — праздником было, когда сбивалось во Вьетнаме что-нибудь — ракета, самолет там, Б-52 падал в болото, его разбирали вьетнамцы и все пересылали нам. И мы штангенциркулями все это измеряли и переносили на ватманы.
Мы как-то не касаемся того, куда уходили основные деньги, если иметь в виду экономику. Оно уходило, все эти деньги вроде бы уходили в это самое, в военно-промышленный комплекс. Но и там, конечно, был ядерный щит Родины, и, наверное, там были блестящие специалисты, но все остальное, в том числе вооружение, у нас тоже было вторичным, к сожалению.
И самое страшное было то, что когда вот эти дрожащие руки стариков прикалывали ордена себе и своим товарищам, было ощущение, что ведь эти руки они еще и, между прочим, находятся над ядерной кнопочкой. И когда-нибудь этот орден может упасть на эту кнопочку или просто рука, и эта кнопочка приведет к серьезным последствиям.