Суд времени. Выпуски № 35-46
Шрифт:
Дуров:Меня не интересует везде, меня интересует у меня! Какое мне дело до везде? Что Вы говорите тоже?
Кургинян:Всё, понял.
Дуров:Какое мне дело до везде? Везде они разберутся. Слова де Голля для меня ничего не стоят, а слова Астафьева для меня стоят. Вот и вся правда.
Кургинян:А слова Абрамова?
Дуров:И Абрамова тоже самое!
Кургинян:Чем Астафьев отличается от Абрамова?
Млечин:А
Кургинян:Абрамов говорит о том, что «мы были в восторге».
Млечин:Да догматично он говорит.
Кантор:Сергей Ервандович, а в следующий раз он говорит о том, что произошло потом.
Кургинян:Правильно.
Кантор:Да, в 46-м году ему, Сталину…
Кургинян:А потом они разочаровываются, конечно.
Кантор:Он говорит, что они простили ему в опьянении. Эта цитата, приведенная Вами честно.
Кургинян:Да, да.
Кантор:Насчет инвалидов во Франции. Вы случайно не помните, где размещались инвалиды Первой и Второй мировых войн во Франции?
Кургинян:В домах-приютах.
Кантор:В Париже. Там музей гвардии и Дом инвалидов, созданный ещё Наполеоном.
Кургинян:Давайте я Вам расскажу, как вообще… Я занимался этой темой со средних веков. В монастырях размещались всегда. Везде существует проблема, люди приходят назад, им надо социализироваться. Везде есть проблема!
Сванидзе:Сергей Ервандович, Ваша позиция ясна. Позвольте Льву Константановичу…
Кургинян:У Вас другое отношение?
Дуров:У меня? Конечно, другое. Я уже высказал свое отношение.
Кургинян:Что Вам не важно, как это происходит в других местах?
Дуров:Ну, почему. Зачем же так! Вы мне не подтасовывайте.
Кургинян:«Какое мне дело!»
Дуров:Вы очень демагогически разговариваете. Странный Вы человек. Вы упираетесь! «Это вот правда или неправда? Правда или неправда?»
И правда, и неправда!
Я живу в России, в этой стране. Когда я жил в Советском Союзе… Меня в первую очередь волнует история моей страны. В первую очередь! Я и про Мюрата Вам расскажу и про Наполеона расскажу, и где он лежит, Наполеон, и почему он там, а не там. Это всё мы знаем, это всё азбука! Но это совершенно не опора для того, чтобы оправдывать то, что происходило у нас в стране. Ни общее положение во всем мире никак не оправдывает того, что происходит у нас.
Вы упорно… Я много передач смотрел с Вами. Там «за Родину, за Сталина». Вы хоть раз видели солдата, вылезающего из окопа, который кричал «за Родину, за Сталина»? «За Сталина»?
Кургинян:Мой отец это кричал, был политруком взвода.
Дуров:Ложь!
Кургинян:Вы не имеете права говорить, что то, что говорил мой отец, что это ложь! Тогда я вынужден очень сильное определение дать в Ваш адрес.
Дуров:Я знаю, что говорит Астафьев, что говорит Абрамов и что говорит Некрасов…
Кургинян:Мне гораздо важнее, что говорит мой отец!
Дуров:Хорошо, я прошу прощения у Вас.
Кургинян:Пожалуйста.
Дуров:Прошу прощения. Когда Вы вылезаете из окопа и первая пуля Ваша, какой Сталин? «Мама» кричали и мат, только одно, иначе ты не выживешь!
Кургинян:Это же не так!
Дуров:Это правда!
Кургинян:Откуда Вы это знаете?
Дуров:От Астафьева, от Абрамова, от Некрасова.
Кургинян:А я знаю из других источников, из своей семьи, от десятков друзей моего отца, что они кричали. Почему это не источник? И здесь ещё сидят люди, которые знают.
Сванидзе:Сергей Ервандович, фронтовики есть во многих семьях, в том числе и в моей. И я должен подтвердить то, что сейчас говорит Лев Константинович. Ни одному солдату, который идет на смерть, в последнюю, может быть, атаку в своей жизни, не придет в голову поминать имя генерального секретаря. Неужели Вы этого не понимаете? Неужели Вы с этим не согласны?
Бялый:Это неправда! Это неправда!
Сванидзе:Это говорили политруки, это говорили иногда взводные командиры. Да, потому что им было приказано. И следили за тем, что они скажут. А солдаты вылезали с криком «мама» и с матерной руганью. И с ревом просто, потому что
Кургинян:Николай Карлович, мы все свято храним память наших семей. И миллионы семей хранят эту память. Вы нашу память не трогайте! А мы вашу!
Сванидзе:Поэтому не нужно официальный лозунг «за Родину, за Сталина» вставлять в уста советских солдат.
Кургинян:Я Вам снова говорю: мы уважаем память ваших семей, а вы не трогайте память наших!
Сванидзе:Я никого не трогаю. Речь идет не о семьях, речь идет о Сталине. Не Сталина поминали в последней атаке, а мать родную.
Кургинян:Николай Карлович, сейчас миллионы людей будут смотреть и очень многие знают, что это было так!
Сванидзе:Миллионы, и поэтому я не хочу, чтобы им врали, Сергей Ервандович!
Кургинян:Это не враньё!
Сванидзе:Врали про их родителей, про их отцов, про их дедов!
Кургинян:Вы не смеете, Вы не смеете!!!
Бялый:Я не хочу, чтобы врали о моей семье! Потому что в моей семье…