Суд
Шрифт:
— На мое решение, я бы помог… кстати, это тот самый человек, у которого я одолжил деньги на лодку. Вот я ему утверждение за ту сумму и продам… — весело рассмеялся Глинкин, а Лукьянчик точно с обрыва бросился в холодную воду — размашисто подписал список и сказал облегченно:
— Пусть живет…
Вот и все. С этого все и началось… Началось и пошло — легко и приятно. Только иногда чуть-чуть страшно…
И вдруг однажды — приглашение в районную прокуратуру. Странное дело — приглашение не испугало, была полная уверенность, что зовут не по их с Глинкиным тайным делам. Все же, уходя, на всякий случай зашел к своему заму, сообщил, куда идет. Глинкин на мгновение задумался и сказал:
— Я знаю, в чем дело, они будут трясти за жилищные кооперативы.
С Лукьянчиком разговаривал молодой следователь Арсентьев — цепкий, ироничный, с неприятными глазами — карими, с крапинками вокруг зрачков. Разговаривать с ним было не легко, да и не разговор то был, а форменный допрос с протоколом. Лукьянчик обозлился — мог бы разговаривать с ним и сам прокурор. И без протокола.
Но надо было отвечать на вопросы следователя. Арсентьев своими немигающими глазами смотрел на Лукьянчика:
— Нас тревожит, что в ЖСК все время пролезают какие-то подозрительные люди, формальных прав на то не имеющие. Нельзя ли это остановить?
— Факт — пролезают. — согласился Лукьянчик, но затем объяснил: — Кооперативное строительство часто ведется без твердо запланированных фондов, и тогда кооперативы вынуждены выклянчивать помощь у каких-то организаций, а те за услугу просят принять в кооператив их человечка, и не просто просят, а официально рекомендуют. А потом оказывается, что человечек-то жулик.
Следователь с ним согласился и высказал мысль, что надо бы упорядочить всю организацию этого вида строительства и обеспечивать его всем, как другие стройки.
— По идее это так и есть, а в практике не выходит. И мне изменить сие неподвластно, — сказал Лукьянчик. — Проблему фондов надо решать в республиканском масштабе.
Следователь согласился и с этим. Тогда Лукьянчик добавил:
— И с кадрами в кооперативах неладно. Надо взять опытного бухгалтера или инженера, а те ставят условие — принять их в кооператив, а это еще одна лазейка…
— Что обращает на себя внимание… — задумчиво сказал следователь. — Как попадется нам какой-нибудь жулик из торговли, он непременно член ЖСК.
— Денежный народ, что ж тут удивительного, — ответил Лукьянчик, испытывая легкую тревогу.
— Так, может, их берут за взятки, а не по чьей-то просьбе? — быстро и жестко спросил следователь.
— Все может быть, — не сразу произнес Лукьянчик, ему понадобились секунды взять себя в руки.
— Вам знакома такая фамилия. — Гитальников? — спросил следователь.
Еще бы! Это был как раз тот тип, который давал взаймы деньги Глинкину на лодку, а он, Лукьянчик, этими деньгами оплачивал счет в ресторане, спасая честь Южного во время совещания.
— Как вы сказали? Метальников?
— Ги… Гитальников. — подчеркнул первый слог следователь.
— Нет, не знаю. А кто это такой?
— Он с вашей легкой руки, Михаил Борисович, стал членом жилищного кооператива научных работников, а несколько дней назад арестован за спекуляцию.
Лукьянчик все это уже знал от Глинкина, и они договорились, как реагировать.
— Только спекулянтов мне и не хватало, — вздохнул он. — Ну что ж, тут явно оплошал мой заместитель Глинкин, комплектование кооперативов наблюдает он, и на него будет наложено строгое взыскание. Но, с другой стороны, как он мог знать, жулик этот человек или честный, если само правление кооператива этого не знало?
— А вы не допускаете, что тут могло быть не чисто? — спросил следователь.
— Ну, знаете… — Лукьянчик возмутился, и так искренне, что лицо у него пошло красными пятнами. — Вы что же, хотите сказать, что я держу у себя замом нечистого человека? А может быть, мы с ним махлюем вместе? Нет, я такой разговор не понимаю, не принимаю и буду просить прокурора…
— Я сказал чисто предположительно… Извините, — смутился следователь…
От этого посещения прокуратуры все-таки надолго осталось безотчетно тяжкое впечатление.
— Да не придавайте вы значения чепухе, — успокаивал его Глинкин. — Ну, распутают они эту историю с Гитальниковым, объявите мне выговор, а то и поставьте вопрос об освобождении. Я честно говорю — зла иметь на вас не буду, важно, чтобы и тень тени не пала на вас.
Тогда все рассосалось, и дело ограничилось только тем, что на президиуме исполкома он сделал замечание Глинкину за невнимательный контроль над кооперативным жилищным строительством…
Теперь Глинкин в тюрьме, и следователи небось впились в него, как клещи. Но Лукьянчик спокоен — во-первых, то клятвенное с ним условие и, наконец, сам он ни у кого копейки не взял. Брал только Глинкин, а то, что Глинкин делился с ним, это уж их личное дело. Сколько им получено от Глинкина, теперь уж и не сосчитать, но это его чистый личный долг.
…Три года все шло как по маслу. И сейчас Лукьянчик еще не верит, что для Глинкина все кончено, он всегда говорил — доказательств нет и не может быть! Те, кто давал ему сотни и даже тысячи, во-первых, сами могут оказаться в суде на той же скамейке, давать — тоже преступление. Во-вторых, кому из них, получив хорошую квартиру, захочется омрачать праздник доносами, беготней по повесткам и так далее?
Однако надо было работать.
Лукьянчик раздернул две последних гардины и сел за стол. Рука привычно нащупала упруго пружинную кнопку, приглушенно слышался звонок у секретаря, и тотчас в дверях возникла его верная Лизавета Петровна, Лизочка, а иногда и Лизок. С первого дня она с Лукьянчиком — старая секретарша, когда умер председатель, ушла на пенсию, а Елизавету Петровну он спас — взял из райфинотдела, где она была намечена под сокращение штатов.