Суд
Шрифт:
— По вербовке… чисто по вербовке, — поспешно ответил Гонтарь. — Не поверишь, кем я там был! Замдиректора автобазы по эксплуатации, — Гонтарь выпятил нижнюю губищу.
— Господи, техника же! — испугался за друга Сандалов.
— Автомобиль не техника, в Америке старухи на нем гоняют, — пренебрежительно махнул рукой Гонтарь. — Спустя два месяца я знал эту технику лучше директора, хотя тот и кончил какой-то техникум… — Гонтарь помолчал, смотря в знойно сверкающее море. — Ну а ты как?
Сандалов
— В общем, нормально. Тоже надо вот отдохнуть…
— Ясно, — кивнул Гонтарь и ничего больше не выспрашивал, не полагается, мало ли что с человеком было, захочет — сам расскажет. Но Сандалов не хотел, по крайней мере сейчас.
Они помолчали, прислушиваясь к веселой музыке, доносившейся от стоявшего на причале лайнера.
— Давайте-ка пообедаем, — предложил Гонтарь.
Официант попался им понятливый, — обслуживал, как богатых клиентов «Интуриста», был улыбчив, быстр и на все вопросы отвечал свистящим шепотком «сделаем-с».
Выпивали очень скромно и в ожидании второго опять заговорили о делах. Сандалов сказал задумчиво:
— Знаешь, где теперь денег невпроворот? В колхозах.
— Предлагаешь пойти в пахари? — рассмеялся Гонтарь.
— Не смейся раньше времени, — совершенно серьезно посоветовал Сандалов.
Счет, поданный официантом, вызвал подозрение, Сандалов хотел было сделать проверочку, у официанта сразу опрокинулось и посерело лицо, но Гонтарь сказал:
— Оставь… Пусть он этим трояком подавится, но нас запомнит. Верно, служивый?
— Да господи… приходите… Спросите Вову, и все будет сссделано-с…
Здесь, в Ялте, они встречались почти каждый день и от нечего делать обсуждали, как вынуть деньги из колхозов, но так ничего толком не придумали.
Вскоре Гонтарь отправил по условному адресу в Москву, деду Платону, красивую цветную открыточку с видом висящего над морем «Ласточкина гнезда», в которой сообщал, что со здоровьем у него все в порядке, но одолевает тоска.
Остается только заметить, что дед Платон — это не кто иной, как уже известный нам Александр Платонович Ростовцев… Узок круг. Узок.
Часть вторая
Ранним январским утром Михаил Борисович Лукьянчик шел по главной улице города Донецка, шел, точно плыл в серой мути дождя и снега. Были зажжены уличные фонари, и трудно было понять, вечер сейчас или утро. На Лукьянчике было кожаное пальто, в отблесках фонарей казалось, что его фигура вылита из металла. Повернув, как ему объяснили, с главной улицы, он вскоре уже входил в здание донецкой областной «Сельхозтехники».
— Скажите, пожалуйста, где тут искать товарища Залесского? — обратился он к девице в брючном костюме.
— Второй этаж, в самом конце, — на бегу ответила она.
И вот дверь с табличкой:
«Ю. Я. Залесский»
Должность не указана, но Лукьянчик знает, что такие таблички рядовым работникам на двери не вешают. Постучался и услышал приглушенно:
— Прошу.
Лукьянчик вошел, у порога стряхнул с шапки снег и воду, спросил:
— Вы Юрий Янович Залесский?
— Совершенно точно. Чем могу? Да проходите же, садитесь.
— Вам сердечный привет от Семена Григорьевича Глинкина, — негромко, но четко произнес Лукьянчик.
У Залесского только одна бровь чуть дрогнула, он вопросительно смотрел на посетителя и молчал. А Лукьянчик в это время разглядывал его… Ему лет пятьдесят, голова в густой шапке волос, круто изогнутые брови сходятся на переносице. Лукьянчик заметил, что у него маленькие, как у ребенка, уши, и, наверно, от этого он спускает на них волосы… Черты лица грубые, будто резцом вырублены.
— Где сейчас Глинкин? — спросил Залесский, исподволь присматриваясь к Лукьянчику.
— Не знаю. Из Южного его отправили по месту его первого дела.
— В Брянск? — поднял брови — не то удивился, не то обрадовался — Залесский и, помолчав, сказал задумчиво: — Да… там, в Брянске, мы ему тогда сильно помогли, можно сказать — из-под меча его голову вынули. Придется все начинать сначала — я у него в долгу как в шелку. А вы откуда прибыли?
— В смысле… — замялся Лукьянчик.
— Да, да, в смысле, — рассмеялся Залесский. — О том, что вы были предрайисполкома в Южном, я осведомлен. Так откуда?
— Из Якутии.
— Срок вышел?
— Должен сказать, что на этот счет и я в долгу у Семена Григорьевича, у меня не было срока. Сняли с работы, исключили из партии, и мы с женой уехали к ее родителям в Якутию. Ее отец имел шесть лет, а теперь на свободе, работает завскладом в леспромхозе.
— Ничего, мы Семену Григорьевичу Глинкину вернем все долги… вернем, — Залесский хлопнул ладонью по столу, будто печать поставил, и спросил: — А как же вы обошли суд?
— Я бы не сумел, — признался Лукьянчик. — Все Семен Григорьевич.
— Ну-ну… А как же? Как?
— Во-первых, у них не было против нас крепких улик. Во-вторых, Семен Григорьевич придумал выдвинуть встречный счет.
— То есть?
— Что, мол, сами городские организации частенько совершают некоторые незаконные действия или предлагают совершать другим. Скажем, приезжает какая-то делегация — пожалуйста, выполняйте разверсточку, с кого сколько на ее обслуживание и на подарочки гостям. А откуда на это брать деньги? Я припомнил, когда и кто давал мне указания предоставлять жилплощадь в обход очереди… Ну, и всякое другое.