Судьба генерала
Шрифт:
— Только смотрите не опаздывайте к обеду! — ещё раз напомнила недовольно сморщившаяся императрица вслед быстро выбегающим из залы и весело хохочущим молодым женщинам. Как только царь покидал Зимний дворец, все его обитатели радостно и облегчённо вздыхали и стремились насладиться столь редкими и потому так высоко ценимыми часами свободы.
Вскоре карета с великими княжнами стремительно катила к Исаакиевскому мосту через Неву.
— Господи, как эта Софи (близкие частенько называли императрицу Марию Фёдоровну её немецким именем) может целый день торчать в корсете? — затараторила громко Юлиана, бойкая брюнетка с сочными полными губами и живыми карими глазами. Она была одета в ярко-жёлтое платье с довольно большим
— Я тоже всегда поражалась этому, — подхватила Луиза, жена цесаревича Александра, наследника престола, красивая блондинка с удивительно нежным овалом лица, одетая в белое шёлковое платье, напоминающее античную тунику, небрежно перехваченную голубым пояском на стройной и тонкой, как у нимфы, талии. — Наша императрица просто восьмое чудо света. Она даже во время беременности не снимает с себя парадного платья. Зайдёшь к ней между обедом и балом, когда все нормальные женщины надевают капот, и видишь, как эта чокнутая сидит, прямая как палка, в парадном платье, расфуфыренная, как на приёме, и этак величественно пишет письмо или вышивает. У меня создаётся такое впечатление, что она и спит стоя в парадном платье и с высокой причёской, как лошадь в стойле.
Луиза Баденская, или Елизавета Алексеевна, терпеть не могла официальной парадности. Живая и страстная натура, она часто и внезапно переходила от игривой весёлости к мрачному настроению. Придворная жизнь, словно старинный корсет, теснила её свободолюбивый дух и глубоко внутрь спрятанное от посторонних глаз честолюбие. Особенно же не нравилось великой княжне то подчинённое положение, с каким она вынуждена смиряться, будучи второй дамой империи. Жена наследника престола, а влачит жизнь какой-то крепостной, но только наряженной в шелка и парчу. Зачем вообще приехала в эту жуткую для её немецкого сердца страну? Только для того, чтобы стать в один прекрасный день императрицей! А вовсе не за тем, чтобы быть женой томного пройдохи, каким про себя, а последнее время и прямо в лицо называла Александра Павловича, и терпеть сумасшедшие выходки царя. Как же хорошо жили при Екатерине, было так беззаботно и весело, да к тому же все знали, что царственная бабушка желает видеть на престоле наследником внука Александра, а не полоумного сыночка. Эти мысли опять заставили загрустить Луизу.
— Ну, слава богу, выехали мы за город, теперь можно стекло опустить и вдохнуть воздуху, — проговорила Юлиана, доставая откуда-то пакетик с орехами. — Хочешь? Пощёлкай орешков и не грусти, — протянула их подруге.
Великие княжны ехали в карете одни. Сопровождающих фрейлин поместили в другой, катящийся за ними, экипаж.
— Как я любила маленькой грызть орехи! — воскликнула жена цесаревича Луиза. — А здесь, при этом сумасшедшем дворе, не дай бог, кто увидит, так сразу же донесёт нашему солдафону-императору. Как же, что за моветон!
— И он тебя посадит под арест.
— С него это станет, — проворчала Луиза.
Хотя она и была уже матерью годовалой малышки, но порывистыми манерами чем-то напоминала угловатого подростка. Однако во время торжественных приёмов умела напускать на себя такой томный, меланхолический, ну просто ангельский вид, словно принадлежит не этому свету. Сейчас же, озорно поблескивая голубыми глазами и смахивая резким движением своенравной головки пепельные пряди, падающие на высокий белый лоб, схватила пригоршню орехов и стала, как белочка, с громким хрустом грызть их острыми крепкими зубками и запросто выплёвывать скорлупу в окно кареты. С императрицей Марией Фёдоровной уж точно случился бы удар, если бы она увидела этого ангела во плоти, вытворяющего такое.
Великие княжны любили быть вместе не только потому, что они, обе немки, понимали друг друга с полуслова, но и хорошо осознавали, что прелести одной только подчёркивают красоту другой. Белокурый ангел и черноголовый чертёнок, полный огня, вместе были ещё прекраснее,
— Ты знаешь, что учудил сегодня поутру мой осёл? — спросила Юлиана, или Анна Фёдоровна, жена великого князя Константина. Впрочем, по-русски её называли редко. Она терпеть не могла своего православного имени Анна, как и «чокнутого уродца», как величала мужа, так похожего на своего папашу безобразно курносым носом, нелепостью мышления и резкой грубостью манер.
— Что? Замучив тебя любовными ласками, зверски овладел, как простой наложницей?
— Если бы, — презрительно махнула ручкой Юлиана и сморщила довольно длинный нос. — Мне порой кажется, что весь любовный пыл мой уродец Константин истрачивает начисто во время парадов и смотров своего Конногвардейского полка, которым он с таким неистовством командует. Весь пар уходит в свисток, вернее в дурацкие команды. Мне остаётся только одна капля, не больше. Как говорила моя тётка, таким мужиком, как он, даже заправить одного салата не удастся!
Обе княжны захохотали.
— Ну вот, когда я ему сегодня поутру высказала эту мысль, он разозлился как чёрт, натянул быстро штаны и убежал. А я заснула, утро было ещё раннее. Так этот злопамятный негодяй привёл в коридор рядом со спальней целую команду трубачей из своего полка и приказал им трубить зорю. Я чуть не померла с испугу. Подумала, что я уже на том свете и это труба святого Гавриила оповещает второе пришествие Господне.
— Да уж, Костя дурак дураком, но он хоть иногда такое выкинет, что с ума со смеху сойдёшь, — рассмеялась Луиза. — А вот мой наследничек Александр такой отвратительный зануда, что со скуки челюсти у меня сворачивает, как я с ним больше пяти минут одна остаюсь.
— Ну а мужчина-то он каков? На него посмотришь — вроде ничего: высокий такой, стройный, довольно видный...
— Такой же, как и твой осёл, только хитрый, пронырливый и избалованный донельзя. Его бабка, Екатерина, так воспитала. Головку свою этак на бочок склонит и проговорит тихо и нежно: «Я что-то, Луизочка, так устал сегодня, так устал, давай предадимся Морфею» [2] . А я ему в ответ: «Так ты себе наследника никогда и не сделаешь, какой ты после этого будущий император?» Он же покривится: «Как же ты, Луизочка, прямолинейна, сказывается немецкое воспитание. У нас ещё вся жизнь впереди, к чему спешить». Махнёт ручкой, перевернётся на бочок и почивает, засранец.
2
Уснуть и видеть сны (Морфей в греческой мифологии бог сновидений).
Вскоре карета злоязычных княжон подъехала к Каменноостровскому дворцу, построенному ещё Екатериной для сына Павла. Но бывал он там, особенно последнее время, редко, поэтому парк вокруг дворца был запущен. Кусты сирени у парадного входа непринуждённо разрослись, и сейчас лиловые и белые грозди цветов благоухали спокойно и величественно, не остерегаясь ножниц ретивых садовников. В заброшенной глуши старинного парка раздавались соловьиные трели.
— Господи, как здесь прекрасно! — воскликнула, с наслаждением вдыхая сиреневый аромат и слушая любовные птичьи романсы, романтически настроенная Луиза. — Вот так бы осталась здесь на всю жизнь, отгородилась бы от всего мира, этого несносного двора, психопата царя, зануды мужа...