Судьба генерала
Шрифт:
Круглое, плоское лицо императора посинело, на лбу выступил пот, глаза просто выкатились из орбит, голые веки, на которых почти не было ресниц, часто заморгали. Царь от возмущения не мог слова вымолвить, уставился налившимися кровью глазами на непринуждённо приближающегося к нему франта и беззвучно шевелил толстыми губами. Пожалуй, именно сейчас он был безобразен в наибольшей степени, как и обычно в минуты сильного гнева.
— Это что же творится такое? — наконец смог прореветь Павел Петрович, как дикий зверь, сиплым низким голосом, внезапно срывающимся на очень высокие ноты. — У нас что, произошла
Но высокий мужчина, поигрывая стеком, свободно и непринуждённо подошёл к императору и, сняв шляпу, поклонился. Только тут царь узнал английского посланника Уитворта, вот уже двенадцать лет представляющего владычицу морей в Петербурге.
— Вы что же, лорд, не знаете, что в пределах моей империи эта одежда запрещена? — спросил его Павел и закусил нижнюю губу, трость в руке тряслась от припадка бешенства, с которым монарх боролся из последних сил.
— Подданному Георга Третьего никто не может запретить носить шляпу. У нас свободная страна, но, Ваше Величество, что мы будем спорить по пустякам? Давайте обсудим более важный вопрос, чем покрой одежды и форма шляп. Оставим их портным, а сами займёмся дипломатической выкройкой, что более достойно российского императора и посла, как вы утверждаете в вашей Северной Венеции, коварного Альбиона.
И тут ловкий англичанин подхватил под локоть императора и увлёк его на боковую дорожку сада, одновременно сделав стеком жест свите оставаться на месте. По всем придворным законам это была неслыханная наглость. Открыв рты, генерал-адъютанты, статс-дамы, фрейлины и камер-пажи с замиранием сердца ждали, что же сейчас последует. Но две фигуры, одна низенькая, плотная, Павла Петровича, и высокая, стройная, лорда Уитворта, медленно удалялись. Мерно рокочущий по-французски голос английского посла звучал всё глуше и глуше. И ничего не происходило.
А дело в том, что Павел Петрович был патологическим трусом и, когда его гнев натыкался на решительный отпор, поджимал хвост. Однажды во время смотра одного из гвардейских полков император разгневался по пустяку и поднял свою трость, чтобы ударить офицера. Тот громким голосом отдал команду своим солдатам: «Заряжай!»
— Извините, а почему вы отдали эту команду? — спросил вежливым голосом царь, хотя секунду назад рвал и метал.
— Разве? — невозмутимо ответил офицер. — Я, наверно, обмолвился. Отставить заряжать ружья, — добавил он.
Павел Петрович осмотрел с опаской строй солдат, автоматически исполнявших любую команду, поблагодарил офицера за верную службу престолу и быстренько удалился. Правда, вскоре разжаловал офицера и сгноил в каземате Петропавловки.
Так и сегодня, когда лорд Уитворт невозмутимо взял его под руку и повёл по аллее, непринуждённо беседуя, император просто испугался.
«Чем же вызвана подобная бесцеремонность? — спрашивал себя Павел Петрович. — Что-нибудь произошло, о чём мне не успели донести? Что-то же за этим кроется?!»
И император решил отложить гнев до более подходящей минуты. А теперь склонил голову и слушал английского дипломата, который в одном из своих перехваченных тайными агентами царя писем своему
— Ваше Величество, — разглагольствовал лорд Уитворт нахально, — ваше неприятие последнее время английской политики основано на недоразумениях и на кознях ваших не в меру честолюбивых советников (это он намекал на Ростопчина, фактически возглавлявшего в тот момент Коллегию иностранных дел). Поверьте мне, у нашего кабинета нет никаких скрытных, враждебных вам планов.
— А Мальта? — хрипло спросил император.
— Послушайте, мы в интересах всех наших союзников, в том числе и России, ведём на Средиземном море ожесточённую борьбу с французской революционной заразой. Мальта нам нужна как плацдарм для действий нашего флота во всей западной части моря. Вам же Мальта понадобилась, если можно так выразиться, чисто платонически.
— Что значит платонически? — опять задыхаясь от нахлынувшей новой волны гнева, просипел Павел Петрович. — Вы что, забыли, что я Великий магистр Мальтийского ордена?
Лорд Уитворт иронично посмотрел на императора. Так обычно взирают взрослые люди на маленьких детей, забавляющихся вознёй с оловянными солдатиками.
— Господи, Ваше Величество, вам разве не надоело ещё играть в эти игры, в мальтийских рыцарей? Ну это же несерьёзно. Я с вами беседую о важнейших вопросах мировой политики. А вы... — Англичанин откровенно насмехался над царём.
Павел Петрович тяжело задышал и уже открыл рот, чтобы разразиться гневной тирадой. Но в этот момент обнаглевший лорд махнул рукой, словно затыкал глотку императору, и быстро добавил:
— Ну, если вам так нужна база в Западном Средиземноморье, то возьмите вместо Мальты Корсику. Моё правительство не возражает.
Русский царь был хоть и вспыльчивым человеком, но отнюдь не дураком. Коварное предложение англичан явно метило в тайные переговоры русских и французских дипломатов, которые велись на территории германских государств в это время. Если бы Наполеон, первый консул Французской республики, корсиканец по происхождению, узнал бы о претензиях русских на его родину, то ни о каких переговорах и речи не могло бы быть.
«Пронюхали всё-таки, — пронеслось в голове у Павла Петровича, — и теперь эти английские лавочники решили совершенно бессовестно надуть меня, своего союзника, проливавшего за них свою кровь в Голландии, Италии и на островах Средиземного моря».
— Не выйдет!!! — заорал император, наконец-то отдаваясь волне восхитительного гнева, накрывшей его с головой. — Ты что, долговязый ты фрачник, якобинский пособник, меня и вправду за дурака, за сумасшедшего принимаешь? Совершенно с наглым видом забираете у меня из-под носа то, что принадлежит мне по праву, и милостиво суете то, что вам отродясь и не принадлежало? Да как смеешь ты, галантерейщик вонючий, разрядившийся как обезьяна, скоморошничать у меня под носом, издеваться над самим царём русским? — Павел Петрович высоко взмахнул тростью, чтобы ударить дипломата.