Судьба генерала

Капустин Олег Олегович

— Да не ори ты так, — одёрнул его Саблуков. — Я вот о чём с тобой посоветоваться хочу, тёзка, — обратился он к Николаю Николаевичу Муравьёву. — Хоть ты и весельчак отменный, но человек умный, осторожный и сам себе на уме. Да и постарше ты нас. Вот посоветуй ты мне и Саше. Последнее время уж очень меня обхаживают важные шишки: и генерал Талызин, командир преображенцев, и хитрый серб Депрерадович, что командует семёновцами, и братья Зубовы, особенно Платон, фаворит екатерининский последний, даже сам военный губернатор здешний, граф Палён, тоже. Все наперебой приглашают на обеды и ужины. И после этих обедов никогда не завязывается общего разговора, но всегда беседуют офицеры отдельными кружками, которые тотчас расходятся, как только к ним приближается новое лицо. Вот на днях подходит ко мне генерал

Талызин с таким видом, как будто хочет сообщить мне что-то по секрету, а затем останавливается, делается задумчивым и замолкает. Видно, не решился заговорить со мной о своём деле. Но всё же за обедами этими, особенно когда подопьют, прорываются некоторые вольности: порицают императора, высмеивают его странности, осуждают его строгости. Ну, я, конечно, уже догадался, что против него замышляется заговор. И вспомнил я тут свой долг, присягу на верность императору, припомнились мне вдруг многие добрые качества Павла Петровича, и в конце концов почувствовал я себя очень несчастным. В то же время это всё догадки, нет ничего осязательного. У Саши тоже самое, — похлопал поручика по плечу Саблуков. — Посоветуй-ка, Николай, что нам всё же делать, чтобы офицерской чести своей не замарать да и не мучиться потом всю оставшуюся жизнь больной совестью.

Николай Николаевич по привычке сцепил руки за спиной и начал слегка покачиваться с носка на пятку в ярко начищенных сапогах. Полы тёмно-синего сюртука распахнулись. На белом жилете, туго обтягивающем широкую грудь и приличного размера живот, переливалась на солнце ярким масляно-жёлтым блеском цепочка часов. Отставной подполковник помолчал, подумал и ответил:

— До меня тоже, друзья мои любезные и братья, кое-что доходит, хоть и не живу я сейчас постоянно в столице. Довели людей до крайности, я вам скажу, особенно гвардейцев. У многих, судя по всему, кончается терпение. Тяжело, очень тяжело стало жить порядочному человеку. — Николай Николаевич крякнул и внимательно посмотрел сначала в лицо Саблукова, потом Волкова. — И вот что я вам, братья, посоветую, глядючи на вас, ведь я постарше вас буду, да и пережил поболее вашего. Будьте верны своему государю и действуйте твёрдо и добросовестно. Но так как вы, с одной стороны, не в силах изменить, мягко говоря, странного поведения императора, а с другой стороны — удержать намерений уважаемого дворянства и прежде всего ваших же товарищей гвардейских офицеров, каковы бы они ни были, то вам надлежит держаться в разговорах того строгого и благоразумного тона, в силу которого никто бы не осмелился подойти к вам с какими бы то ни было секретными предложениями. Вот мой вам совет. И пусть каждый идёт своим путём. Бог судья и вам, и этим горячим головам.

— Да, наверно, это действительно единственный выход из положения, — задумчиво проговорил полковник Саблуков и пожал руку двоюродному брату. — Спасибо тебе, Николай, ты мудрый человек.

— Не перехвали, а то зазнаюсь или в долг большую сумму попрошу, — громко хохотнул Николай Николаевич и, снова приняв вид беззаботного бонвивана [3] , зашагал по дорожке к центральной аллее. — Пойдёмте, друзья, а то уж больно долго мы уединялись. Не дай бог, и вправду нас за заговорщиков примут, объясняй потом в Тайной канцелярии, что ты не кто-нибудь, а законно послушный подданный Его Величества.

3

Бонвиван — человек, любящий пожить в своё удовольствие.

А тем временем его жена, держа за руку Николеньку, остановилась на главной аллее неподалёку от белоснежной мраморной богини и стала с беспокойством оглядываться. Старший сын её, Саша, убежал куда-то вперёд. Муж с братьями отстал сзади — и ни слуху ни духу.

— Господи, ну куда же все подевались-то? — обеспокоенно заговорила Александра Михайловна, озираясь по сторонам.

— Две прекрасные царицы природы, красавицы Флоры, застыли рядом друг с дружкой, только одна на пьедестале, а другая стоит ножками на бренной земле в очаровательной шляпке, с не менее очаровательным дитятей, робко прижимающимся к её

ногам, — кокетливо картавя а ля французский прононс, выговорил пространный, на старинный лад, комплимент невысокий, очень импозантный седовласый мужчина в чёрном сюртуке с металлическими пуговицами, бархатным воротником и большими звёздами на груди. Он непринуждённо поцеловал ручку молодой женщины. Это был дальний родственник Александры Михайловны, бывший командир Черноморского флота и портов адмирал Мордвинов. Он в конце прошлого года был уволен со службы вспыльчивым императором по доносу, как поговаривали, испанца итальянского происхождения, известного проходимца и бесстрашного вояки, адмирала Де Рибаса, основателя славного города Одессы.

— Николай Семёнович, здравствуйте, — заулыбалась польщённая Александра Михайловна, — какой же вы галантный кавалер... — начала она в свою очередь рассыпать комплименты знатному родственнику, но в это же время Николенька, улучив момент, когда цепкая маменькина ручка ослабила хватку, рванулся уж точно как жеребёнок, радостный и свободный, кинулся вперёд по аллее.

— Нет, ну что с этим пострелёнком будешь делать? — улыбнулась с плохо скрываемой досадой Муравьёва. — Теперь точно что-нибудь натворит, горе моё луковое.

И она как в воду глядела. Галантный адмирал не успел ещё сплести новую изысканную фразу в стиле двора Людовика XV, как Колька уже успел обогнать величавую барыню в парадном шёлковом чепце и дёрнуть за хвост беленькую, совершенно опешившую, как и её хозяйка, от такой бесцеремонности болонку и, громко вскрикнув от пьянящего ощущения наконец-то завоёванной свободы, ринулся дальше. Тут он налетел со всего размаху на какого-то невысокого господина средних лет, не спеша вышагивавшего по аллее в сопровождении большой свиты.

— Это что за малолетний якобинец носится тут сломя голову? — воскликнул мужчина Сиплым, каким-то странным металлическим голосом. Было непонятно, то ли он шутит, то ли серьёзно гневается. От неожиданного столкновения у него с головы слетела довольно заношенная треуголка с потёртым золотым галуном. На Николеньку смотрел человек с толстыми губами, курносым носом и низким покатым лбом, уходящим в лысину, обрамленную жидкими пепельными волосами. Услужливые руки сразу же протянули ему упавшую треуголку, а другие руки покрепче схватили за шиворот мальчугана, чтобы убрать его с дороги.

— Погодите-ка, — проговорил господин, смешно выпятив губы, выпучив глаза и театрально отставив в сторону правую руку с тростью. — Ты кто таков? Отвечай! И картуз свой снимай живо, с императором разговариваешь.

Николенька, открыв от удивления рот, с любопытством уставился на царя. Кто-то снял с него его парадную фуражечку.

— Ой, какой хорошенький мальчуган, — проговорила молодая дама в излишне ярком малиновом платье и шляпке такого же цвета, усыпанной драгоценностями и перьями диковинных тропических птиц. Она спокойно стала рядом с государем и заулыбалась, глядя на симпатичную детскую мордашку.

— Не мешай, Аня, — отмахнулся от неё Павел Петрович. — Как тебя зовут?

— Николай, — громко ответил мальчик и насупился.

— А кто твой отец?

— Подполковник Николай Николаевич Муравьёв.

— А что ж ты один-то, оглоед ты этакий, носишься по саду и чуть с ног не сшибаешь мирных прохожих? Где твой отец или мать?

— Они там, — показал рукой Николенька назад. — Идут, но медленно.

— Да уж, за тобой-то не угонишься, — проговорил император, начиная раздувать полные губы, что свидетельствовало о приближающейся вспышке гнева. — Почему твои родители или гувернёр отпускают тебя? Ведь гулять надлежит чинно, степенно, негромко разговаривая и любуясь красотами природы, а не с дикими криками и вприпрыжку, как вырвавшийся из клетки зверёныш.

— Но он же совсем маленький, — проворковала Анна Гагарина, погладила по голове мальчика и добавила, кокетливо улыбаясь: — Ну как дитя может степенно ходить и любоваться красотами природы? Мне и то хочется побегать по травке. Ты кем хочешь стать, когда вырастешь, а, малыш?

— Военным.

Император заинтересовался:

— А кем, кавалеристом или пехотинцем?

— Гренадером, — звонко ответил малыш.

— А почему именно гренадером? — спросил, уже улыбаясь, император.