Судьба генерала
Шрифт:
— Ну, так давай же хоть часа два поживём так, как нам хочется! — воскликнула Юлиана. — К чёрту эти перчатки, шляпки, косыночки, шали! — Все дамские аксессуары полетели в разные стороны. — Будем как благородные дикари, к чему нас призывает Руссо! — Черноволосая княжна запрыгала на дорожке, как девочка. — Пойдём Луиза, пойдём быстрей. Я бы скинула и туфли, но уж больно колко идти по песку и траве.
Луиза выскочила за подругой из кареты, потягиваясь как очаровательный, шаловливый котёнок. Подав знак своим двум верным немкам-фрейлинам, вывезенным с родины, которые дали бы себя на части раскромсать, но не выдали бы ни одной тайны обожаемых принцесс, великие княжны пошли по дорожкам живописно заросшего парка. Вскоре они оказались у полуразвалившегося
— Это кого ты привёл? — спросила любопытная Юлиана, вглядываясь в высокого, стройного мужчину, стоявшего в тени между стеной вокзала и кустами сирени.
— Разве ты, Юля, не узнаешь? Это же вице-канцлер Никита Панин, — ответил, улыбаясь Уваров.
И сразу же по его манере говорить и улыбаться можно было понять, что это типичный гвардейский хрипун, фанфарон, гуляка и бабник, но в то же время очень добрый малый. Хотя он и презирал всех штатских, но по тому, как заговорил о графе Панине и сделал ему знак подойти, видно было, что этого тридцатилетнего дипломата, второго лица в Коллегии иностранных дел, он уважает.
— Граф хочет поговорить с Луизой... то бишь с великой княжной Елизаветой Алексеевной, — поправился кавалерист, почтительно кланяясь не спеша подходящей жене наследника престола и, возможно, будущей императрице.
— Он что, хочет объясниться в любви моей подружке и родственнице? — спросила Юлиана, весело, с любопытством сверкая бойкими карими глазами. Когда рядом с ней был её красавец кавалерист в очаровательном красном вицмундире и белых лосинах, так соблазнительно обтягивающих стройные его ноги, все мысли великой княжны сбивались на любовный лад.
— А чёрт его знает, чего он хочет, — пробурчал Фёдор Уваров вполне искренне на ухо Юлиане, — хотя этот граф и выглядит уж очень серьёзным, но не удивлюсь, если из него получится пламенный обожатель прелестей этой голубоглазой нимфы, ведь известно, что в тихом омуте черти водятся, а твоя родственница лакомый кусочек.
— Я тебе, Федька, все твои волосы выдеру, если ты позаришься на Луизу, — рассмеявшись, вцепилась вдруг в густые курчавые каштановые волосы Юлиана, сбив треуголку с головы кавалергарда.
— Вы уже дерётесь? — спросила, подходя к ним, Луиза.
— Да, я вот только заметил, что ваше высочество удивительно похожи на гуляющую в полночь в этом старинном парке белокурую нимфу, ступающую своими невесомыми ножками по лунному лучу, а меня за это хотят лишить шевелюры, — проговорил, лукаво улыбаясь, бравый генерал-адъютант и склонился в почтительном поклоне.
— Ого, за такой чудесный комплимент можете поцеловать мне руку, — сказала довольная Луиза. — А вы, оказывается, не только саблей
— Фёдор — очень многосторонняя натура, даже слишком, — проговорила Юлиана, пребольно ущипнув за руку и глазом не моргнувшего кавалериста, любезно прикладывающегося в этот момент к ручке её высочества. — Что-что, а салаты он может заправлять хоть круглые сутки подряд.
— О чём это ты? Какие такие салаты? — недоумённо воззрился на неё Уваров.
— Потом расскажу, — отмахнулась от него Юлиана. — Луиза, с тобой хочет побеседовать граф Панин.
Никита Петрович уже стоял рядом, галантно склонившись в поклоне.
— О чём же, граф, вы со мной хотели поговорить? — спросила великая княжна и, легко ступая, неспешно пошла по дорожке сада.
Уваров и Юлиана намеренно отстали от них, чтобы не слышать их беседы.
— До того как я увидел вас здесь, среди кустов цветущей сирени, идущей по дорожке действительно воздушной поступью, как царица эльфов, я просто был намерен попросить вас передать вашему мужу, что мне бы хотелось встретиться с ним для важного разговора, но после того как я увидел прекрасную, воистину сказочную принцессу, слова вдруг от волнения стали застывать и я могу только восхищённо молчать и любоваться вами, — вкрадчиво проговорил Никита Петрович, счастливый баловень судьбы, ставший в двадцать четыре года генералом, через год — губернатором, а сейчас, в тридцать лет, вице-канцлером в Коллегии иностранных дел и действительным тайным советником.
Луиза удивлённо посмотрела на Панина. Он слыл при дворе человеком крутым, высокомерным. Многих отталкивал его резкий, надменно-холодный взгляд. А сейчас он был так очарователен: глаза ласковы и нежны, на красивых губах играла тонкая аристократическая улыбка человека, умевшего ценить все прелести жизни, а особенно женскую красоту.
— Я приятно удивлена, граф. Комплименты сегодня сыпятся на меня как из рога изобилия: лихой кавалерист назвал меня нимфой, шагающей по лунному лучу, вы — царицей эльфов, — с увлечением закокетничала жена цесаревича. — Так кто же я, в конце концов?
— Вы царица моего сердца, — склонился в изящном поклоне дипломат, — но я бы страстно желал, чтобы вы стали законной императрицей и для всей нашей империи.
Луиза ошарашенно уставилась на Панина.
— Вот это натиск! — воскликнула она. — От вас я не ожидала столь лихого кавалеристского налёта. Не об этом ли вы хотите поговорить с моим мужем?
— Только о втором, о первом же я хочу говорить... вернее, умолять, конечно, только вас, Луиза.
Великая княжна немного растерянно и с большим любопытством вновь посмотрела на высокого, говорившего сочным басом дипломата, затем перевела взгляд своих широко раскрытых голубых глаз на куст высокой сирени и потянулась за белыми гроздьями. Граф порывисто выпрямился и, быстро сломав ветку, протянул её княжне. Руки их встретились. Собеседников словно ударило электрическим током. Панин нагнулся и поцеловал Луизу в губы. Потом они долго шли по дорожке, не произнося ни слова. Великая княжна с упоением вдыхала запах сирени, погружая улыбающееся лицо в цветочные гроздья. Соловьи выводили в лесу страстные трели.
— Вы всегда мешаете любовь с политикой? — спросила Луиза, поднимаясь по крыльцу небольшого павильона, построенного в китайском стиле.
— Только когда увидел тебя, — ответил смело граф.
Какая женщина могла устоять против этого? Только не романтичная Луиза, так страстно желавшая двух вещей: быть наконец-то любимой и стать всё-таки, несмотря ни на что, наперекор судьбе, императрицей огромной и загадочной России. И она вдруг поняла, что этот статный, с могучим торсом и недюжинным умом и волей аристократ мог дать ей всё, что жаждала её темпераментная и честолюбивая натура. Неожиданно в воспалившемся воображении всплыл образ покойной императрицы, и она поняла, что же чувствовала Екатерина, тогда ещё не Великая, встретив Григория Орлова сорок лет назад. И Луиза, то бишь Елизавета Алексеевна, сделала свой выбор.