Судьба и книги Артема Веселого
Шрифт:
Глава двадцатая.Юденич, защита Петрограда. Северный фронт. Петроград. Москва, Иваново-Вознесенск и другие промышленные районы — организаторы победы на фронтах гражданской войны.
Глава двадцать первая.История курсантского полка. Борьба за окраины республики — Закавказье, Восток, Урал, Сибирь.
Глава двадцать вторая. Махновщина. Материалы истпарта, напечатанные
Глава двадцать третья.Польский фронт.
Глава двадцать четвертая.Перекоп. Концовка.
В следующие годы работа над романом велась по двум направлениям: в соответствии с планом писались новые главы, а прежние перерабатывались, дополнялись новыми эпизодами.
В основе «России, кровью умытой» лежит не четкая сюжетная линия, а характерные события того времени и судьбы участников этих событий. В романе нет главного героя — непременного персонажа всякого романа.
Критик И. Лежнев считал, что «человек, изображаемый Артемом Веселым, — это не человек-личность, а частица массы, атом стихии» 1 .
С этим нельзя согласиться. Рядовой солдат Максим Кужель — личность, и весьма симпатичная, его язык так хорош, что автор доверяет ему рассказать целую главу романа. И Кужель рассказывает, как и все, что он делает, с крестьянской обстоятельностью:
Полк наш стоял на турецких фронтах, когда грянула революция и был свергнут царь Николай II.
Фронтовики диву дались […]
Выезжает перед строем дивизионный генерал — борода седая, грудь в крестах и голос навыкате. Привстал он на стременах и телеграммой помахал:
— Братцы, его императорского величества государя Николая Александровича у нас больше нет…
Помахал генерал телеграммкой, заплакал.
А солдаты испугались и молчали. […]
Уважил нас старик словом ласковым. Сыстари веков с нижним чином толстой палкой разговаривали, а тут эка выворотил его превосходительство — хоть стой, хоть падай — все равны, слава, серые орлы… Разбередил он нам сердце, разволновал солдатскую кровь, принялись мы еще шибче «ура» кричать, а которые из молодых офицеров бережненько стащили генерала с коня и давай его качать.
Хватил полковой оркестр.
Отдышался старик, бороду разгладил и с молодцеватой выправкой, легко так, на носках, подошел к строю:
— Поцелуемся, братец!
И на глазах у всех дивизионный генерал расцеловал правофлангового первой роты, рядового нашего солдата Алексея Митрохина.
Полк
ахнул.
Мы стояли, как каменные, и только тут поверили по-настоящему, что старый режим кончился и народилась молодая свобода в полной форме. […]
Цейхгауз
(«Слово рядовому солдату Максиму Кужелю»)
«В нашем деле главное — передать как люди говорят», — наставлял Артем молодого писателя Льва Правдина.
Артему Веселому важно показать, как говорят не только персонажи многих эпизодов романа, но и те, кто один-единственный раз появляется на его страницах: например, матрос Рогачев и «другой партизан», и «подслеповатый старичишка Евсей».
Партизанский отряд матроса Рогачева замирил восставших казаков Ейского отдела и возвращался ко дворам. Дотошные разведчики пронюхали, будто в недалекой станице в старой казенке хранятся запасы водки.
Весть мигом облетела ночевавший в степи отряд.
Самовольно собрался митинг.
Рогачев, гарцуя на коне в гуще партизан, кричал:
— Ребята, контрики подсовывают нам отраву! Долой белокопытых! Напьемся — быть нам перебитыми! Не напьемся — завтра будем дома! Кто за бутылку водки готов продать совесть и свою драгоценную жизнь? Долой прихлебателей царизма! Я, ваш выбранный командир, приказываю не поддаваться на провокацию! Каменку надо сжечь, водку выпустить в речку!
— Правильно, — подпрыгнул корноухий вихрастый мальчишка и завертелся на одной ноге.
— Неправильно, — отозвался другой партизан, — чего ж ее жечь, не керосин.
— Спалить таку-сяку мать! — взвизгнул пулеметчик Титька.
— Жалко, братцы.
— Яд, — убежденно сказал подслеповатый старичишка Евсей. — Сорок лет пью и чувствую — яд.
— Комиссары сами пьянствуют, а нас одерживают. Суки! […]
Приподнятый над кучкой хуторян рябоватый матрос Васька Галаган махнул бескозыркой:
— Уважаемые, и чего такое вы раскудахтались? Дело яснее плеши. Забрать водку — раз, выдать по бутылке на рыло — два, остатки продать и разделить деньги поровну… Тут и всей нашей смуте крышка.
(Этюд «В степи»)
И многие другие персонажи романа, из тех, кто обозначен автором лишь мельком, запоминаются читателю именно своей речью.
Деревенская баба провожает мобилизованного в армию сына.
И долго еще за деревней, упав в сугроб, вопила старая мать:
— Последнего… Последнего… Лучше бы я камень родила, он бы дома лежал.
(«Смертию смерть поправ»)
Солдатка — жена Максима Кужеля — рассказывает, как ей жилось без мужа.
— Жила, слезами сыта была… В степь сама, по воду сама, за камышом сама, тут домашность, тут корова ревет — ногу на борону сбрушила, дитё помирает. Кругом одна. Подавилась горем. От заботы молоко в грудях прогорько, может, оттого и кончился Петенька. […]