Судьба империи Очерк колониальной экспансии Франции в XVI-XX вв
Шрифт:
Французские инвестиции в Индокитае к началу второй мировой войны, по данным большинства исследователей, оцениваются примерно в 10–12 млрд. фр. Иностранные (нефранцузские) инвестиции составляли менее 3 % всех капиталовложений и распределялись в основном в торговле{61}. Таким образом, 97 % иностранных инвестиций в Индокитае были французского происхождения. Налицо очень высокая степень монополизации индокитайской экономики французским капиталом.
Таково было положение в одном из районов обширной колониальной империи Франции. Перейдем теперь к рассмотрению общей ситуации в этой империи в период между двумя мировыми войнами.
Как известно, колониализму свойственны две формы управления — прямое и
В тех французских владениях, где формально сохранялись местные правительства (Аннам, Марокко, Тунис, Сирия, Ливан), действительная власть также находилась в руках колониальной администрации, которая нередко аннулировала неугодные ей постановления местных правительств или даже смещала их.
За время существования французской колониальной империи в метрополии противоборствовали две концепции колониальной политики — «ассоциации» и «ассимиляции» заморских владений. Сторонники ассоциации настаивали на необходимости четкого разграничения интересов колоний и метрополии: колонии призваны были служить лишь источником сырья и продовольствия для метрополий, оставаясь во всем остальном «чужими» для нее. Приверженцы идеи ассимиляции требовали идти дальше — к «европеизации» колоний в экономическом, социально-политическом и культурном отношениях, т. е. к фактической интеграции заморских владений в рамках Французского союза или сообщества. Позиции сторонников ассимиляции усилились в период обострения кризиса французской колониальной империи. Ассимиляция считалась тогда более эффективным средством удержания колоний в сфере французского господства, нежели ассоциация.
К началу второй мировой войны французская колониальная империя управлялась тремя министерствами — внутренних дел, иностранных дел, колоний. В ведение министерства внутренних дел входил Алжир, считавшийся составной частью Франции (он был разделен на три департамента). Министру иностранных дел были подчинены протектораты (Тунис, Марокко) и подмандатные государства[6] (Сирия, Ливан), где контроль над деятельностью местных правительств осуществляли французский генеральный резидент или верховный комиссар. Все остальные колонии управлялись министерством колоний.
При министерстве колоний существовал консультативно-совещательный орган — Высший совет колоний. Этот совет, состоявший из высших колониальных чиновников и представителей колоний (по одному от каждой), собирался нерегулярно и никакого серьезного влияния на линию министерства не оказывал. Наряду с Высшим советом колонии при министерстве существовала Инспекция колоний, призванная осуществлять контроль над деятельностью местной колониальной администрации. На деле же она пользовалась не большим влиянием, чем Высший совет колоний.
Центральной фигурой, определявшей всю политическую и экономическую жизнь в колониях, являлся губернатор или резидент. В функции губернаторов французских колоний входило обеспечение внутренней и внешней безопасности территории, руководство административным аппаратом, осуществление законодательной власти, составление и исполнение бюджета колонии, руководство службой юстиции, право сношения с иностранными сопредельными государствами и колониями. «Противовеса колониальной администрации со стороны местного населения не существует», — отмечал бывший губернатор, ставший профессором Института политических исследований и Национальной школы заморской Франции, Ю. Дешан{62}. Губернатор формировал при себе консультативный орган (генеральный, или представительный, совет), куда он по своему усмотрению включал представителей местной элиты.
Характеризуя французский колониальный режим управления, советский исследователь Л. М. Энтин пишет: «Полное отсутствие даже самых элементарных начал самоуправления, устранение коренного населения от решения даже чисто местных дел, централизация и бюрократизация колониального аппарата, построенного на началах строжайшей иерархии и комплектуемого в основном за счет чиновников — выходцев из метрополии, — таковы наиболее характерные черты колониального режима управления, созданного французским империализмом»{63}.
Вплоть до начала 30-х годов XX в. экономические взаимоотношения метрополии и империи регламентировались принципами так называемого «колониального пакта», сформулированными еще в XVII в. Кольбером. Эти принципы гласили: колонии должны продавать свои продукты исключительно метрополии, торговля между метрополией и колониями осуществляется под французским флагом, колонии обязаны всячески защищать продукцию из метрополии и не создавать у себя конкурентной промышленности.
Лучшие умы Франции долгое время не подвергали ни малейшему сомнению правомерность «колониального пакта». Шарль Луи Монтескье в знаменитом сочинении «О духе законов» писал: «Большая часть народов, живущих по берегам Африки, — дикари или варвары… У этих народов нет промышленности, нет ремесел, но есть изобилие драгоценных металлов, которые они получают непосредственно из рук природы; поэтому все цивилизованные народы могут выгодно торговать с ними. Они могут продавать им по весьма высоким ценам вещи, не имеющие никакой ценности»{64}.
На таких же позициях стояли Дидро и Д’Аламбер, предложившие лапидарную формулу: «Колонии были созданы метрополией и для метрополии».
Основные положения «колониального пакта» были закреплены в таможенном законе 1892 г., надежно защищавшем интересы промышленности и сельского хозяйства метрополии в колониях. Тем не менее к началу XX столетия экономические отношения между Францией и ее колониальной империей характеризовались парадоксальной ситуацией: с одной стороны, был совершенно очевиден огромный материальный потенциал колониальных владений Франции, представлявший неоценимое значение для ее экономики, а с другой — хозяйственно-экономические связи метрополии с колониями были крайне слабыми и неразвитыми. Так, в 1900–1909 гг. вывоз в колонии едва достигал 12 % от общего экспорта Франции, а ввоз из колоний не превышал 10 % французского импорта. По данным, приводимым министром колоний А. Сарро, Франция накануне первой мировой войны импортировала сырьевых продуктов на 6,5 млрд, фр., из которых только 700 млн. фр. приходилось на французские колонии{65}. Доля колоний во внешнеторговом обороте Франции в 1905 г. составляла всего 10 %. Незначительность этой доли становится особенно очевидной в сравнении с показателями британской колониальной империи: в те же самые годы товарооборот Англии с ее колониями достигал 40 % всей английской внешней торговли. И это при том, что природные ресурсы французских владений не уступали богатствам британских. Владения Франции располагали всем комплексом минерального сырья, необходимого для французской промышленности, — углем, фосфатами, медью, никелем и кобальтом, железом, цинком и свинцом, ртутью, золотом и серебром, многими другими ценнейшими ископаемыми. Колониальная же добывающая промышленность долгое время не получала соответствующего развития.
Причина подобного положения заключалась в особенностях развития французского капитализма, который В. И. Ленин характеризовал как ростовщический. Французский финансовый капитал предпочитал вкладывать средства не в сферу производства, а в область кредита и займов, предоставляемых иностранным государствам. Эта устойчивая тенденция сохранялась в некоторых своих чертах вплоть до середины XX в., определив в значительной степени экономическое отставание Франции от ее партнеров и ее неподготовленность к начавшейся в это время научно-технической революции.