Судьба империи Очерк колониальной экспансии Франции в XVI-XX вв

Черкасов Петр Петрович

Новая линия французских правящих кругов, ориентировавшихся на де Голля, формировалась в течение всех военных лет начиная с 18 июня 1940 г. Она характеризовалась прежде всего более широкой опорой на местные элиты в колониальных владениях, их привлечением к участию в управлении этими владениями. Важной вехой в становлении новой колониальной политики Франции явилась Браззавильская конференция (январь — февраль 1944 г.) губернаторов французских африканских владений. Конференция имела целью разработать рекомендации правительству по «превращению империи во Французский союз»^{102}. На ней была разработана серия мероприятий по социально-экономической «модернизации» колоний, повышению жизненного уровня их населения.

При всей двойственности и неоднозначности рекомендаций Браззавильской конференции, представленных

руководству ФКНО, в то время они имели, несомненно, положительное значение. В них нашел отражение демократический, прогрессивный дух французского Сопротивления, отвергавшего антигуманный «колониальный пакт». На решениях Браззавиля сказался и дух национального пробуждения и возросшего самосознания африканских и других колониальных народов, все более настойчиво стремившихся к политическому самоопределению. Для этих народов уступки, полученные в Браззавиле, были шагом вперед на долгом и тернистом пути к независимости.

По-иному расценивали решения Браззавильской конференции французские правящие круги. Для них это были вынужденные, продиктованные суровой необходимостью уступки, сделанные ради спасения колониальной империи. Если для колониальных народов Браззавиль был обнадеживающим началом на пути к политической самостоятельности, то для колониалистских кругов Франции, так во всяком случае им тогда представлялось, это был предел возможных уступок. Депутат Временной консультативной ассамблеи Э. де Буаламбер говорил по поводу Браззавильской конференции: «Политическая власть Франции должна по-прежнему осуществляться во всех землях, которые от нее зависят, но нужно также, чтобы колонии пользовались как можно более широкой административной и экономической свободой»^{103}.

Оценивая итоги Браззавиля и позицию правящих кругов Франции, современный французский исследователь К. Яконо отмечает: «Проведение либеральных мероприятий, но в тесных рамках французского суверенитета; экономические, социальные и административные реформы, но в политической области — никаких потрясений основ, напротив, священное уважение колониального порядка. В начале 1944 г. деколонизация была еще непостижима для французского ума; все еще сохранялся идеал, что французский африканец превратится однажды в африканского француза»^{104}.

Серия реформ, последовавших после Браззавильской конференции, оценивалась французскими руководителями чуть ли не как «революционный» поворот в колониальной политике Франции. В то время не было недостатка в громких заявлениях и благих порывах со стороны французских деятелей, провозглашавших, как, например, депутат М. Шеванс: «У Франции отныне нет «владений». Вместе со своими заморскими территориями она образует единое сообщество»^{105}.

Однако за подобными заявлениями отчетливо просматривалась серьезная озабоченность за судьбу колониальной империи и намерение французского капитала вновь, как это уже было после первой мировой войны и кризиса 1929 г., выпутаться из военных потрясений с помощью своих заморских владений. «Франция может считаться великой державой только в рамках ее 107-миллионного сообщества», — утверждалось в резолюции Временной консультативной ассамблеи от 13 февраля 1945 г.^{106}. Империя была необходима Франции для послевоенного возрождения. Именно этим в первую очередь руководствовалось Временное правительство, взяв курс на интенсификацию эксплуатации колоний. «Горькой правдой является тот факт, — говорил генерал де Голль 2 марта 1945 г., — что мы не извлекаем всего возможного из обширных ресурсов метрополии и империи. Наша Северная Африка способна ускорить сельскохозяйственный прогресс благодаря ирригации, тракторам, удобрениям и общей индустриализации, открывающей широкие перспективы. Наша Западная и Экваториальная Африка, наш Индокитай и Мадагаскар, наши Антилы и Гвиана, по освоению которых уже проведена большая работа, но где еще многое нужно сделать, призывают Францию к новым усилиям»^{107}.

Война явилась мощным толчком для промышленного и сельскохозяйственного развития французских колоний. Это развитие, разумеется, служило прежде всего интересам метрополии и сопровождалось резким усилением колониальной эксплуатации. Но объективно происходило и развитие производительных сил африканских и азиатских владений Франции.

Надо

сказать, что новый курс пришелся не по вкусу Колониальной администрации на местах, привыкшей к старым методам управления. Перемены в колониальном административном аппарате, произведенные де Голлем в годы войны, затронули лишь верхний его слой. В основной же своей массе французская администрация работала «по старинке», стремилась блокировать все начинания Временного правительства. В союзе с колониальной администрацией действовал и французский частный капитал, привыкший к неограниченному хозяйничанию в колониях и не желавший отказываться от привычных, откровенно грабительских методов деятельности в заморских владениях. Этот факт вынужден был признать один из руководителей радикальной партии, Г. Моннервиль. «Концепции отжившего свое эгоизма, — выступая в Консультативной ассамблее, говорил он, — характерные для «колониального пакта», еще существуют. Многие частные предприятия, озабоченные сохранением своих капиталовложений и получением прибылей, ни в коей мере не думают об общих интересах»^{108}. Одной из главных причин нежелания частного капитала участвовать в широких планах реконструкции колоний, несомненно, являлся страх перед подъемом национально-освободительного движения и опасение потерять инвестиции.

Близость окончания войны усиливала тревогу французских правящих кругов за судьбу колониальной империи. С одной стороны, и прежде всего, их пугал подъем национально-освободительного движения колониальных народов, а с другой — попытки Англии и особенно США «поживиться» за счет французских владений, поощряя там антифранцузские буржуазно-националистические настроения.

Идеологи французской буржуазии и политические деятели настойчиво пытались доказать мировому общественному мнению необходимость сохранения колониальных империй как фактора «равновесия» в послевоенном мире. «Британская и французская империи, — писал в 1943 г. министр колоний довоенной Франции, сторонник де Голля Ж. Стерн, — стали политической и экономической необходимостью». «Неужели, — вопрошал он, — будет повторена ошибка Версальского мирного договора, которая подтолкнет крайнее развитие ожесточенного национализма? Неужели будет вновь расширен список слабых народов, плохо подготовленных к самостоятельному управлению и защите своих интересов и территорий? Будущая мирная конференция должна… установить между нациями моральные и экономические связи, попытаться создать федерации, аналогичные французской и британской империям, вместо того чтобы… создавать формальное число новых наций»^{109}.

Опасения французских правящих кругов в отношении будущности колониальной империи Франции были вполне обоснованными. Колонии вышли из войны далеко не теми, что были до ее начала. Многие из них — Сирия, Ливан, Вьетнам, Лаос, Камбоджа, государства Магриба — прямо поставили вопрос о полной политической независимости от Франции.

Одним из важнейших следствий второй мировой войны явилось значительное ослабление торгово-экономических связей метрополии с колониями, что наглядно показывают данные о доле Франции во внешней торговле ее владений в 1939 и 1945 гг.:

^{17 {110}}

Лишь к 1950 г. Франции удалось достичь довоенных показателей в тех владениях, которые оставались под ее юрисдикцией. Ослабление хозяйственно-экономических связей с метрополией не могло не иметь политических последствий для французских владений, где за годы войны окрепла национальная буржуазия, все настойчивее выдвигавшая политические требования.

В целом французская колониальная империя к концу войны была охвачена глубоким кризисом.

Кризисные тенденции, наметившиеся во французских колониальных владениях в 20–30-е годы, получили за годы войны ускоренное развитие. Одним из проявлений обострившегося кризиса колониальной политики Франции были лихорадочные попытки реформировать изжившую себя колониальную систему, подновить неприглядный фасад французского колониализма. Как мы видели, робкие попытки реформ в колониальной области предпринимались и в довоенный период, но они носили частный характер. Теперь речь шла о реформе структурного характера.