Судьба короля Эдуарда
Шрифт:
Разве иной была партия противников короля, которую пэры создали для борьбы с отцом Эдуарда, Георгом V, в те дни, когда пэров и лордов лишили власти, а король, обманув их ожидания, не воспользовался своим правом вето. Теперь партия короля казалась не более чем призраком и вызывала в памяти образы Кромвеля и Страффорда, которые ныне, по-видимому, звались Черчиллем и Мосли.
Среди возражений против брака, внимательно выслушанных депутатами и наблюдателями от простых людей, почти не упоминался тот факт, что миссис Симпсон американка. В народе, среди рабочих и крестьян, ее разводу также не придавали особого значения. В то воскресенье о разводе чаще говорили в Шотландии, потому что тамошние священники выкрикивали с кафедр: «Король любит женщину, которая принадлежит другому!..» Архиепископ запрещал священникам произносить подобные речи; поскольку они все-таки не послушались, мы позволим
Если бы король выбрал молодую девушку из английской мелкобуржуазной семьи, он выглядел бы немного лучше в глазах народа, но не правящей верхушки. То, что в жилах будущей королевы течет не королевская кровь, почти не имело значения. Но все были уверены, что она не принадлежит к society. Когда, например, говорили, что супруга герцога Йоркского — женщина невысокого происхождения, это было верно только в принципе. Во всяком случае, знатные дамы отказывались делать придворные реверансы перед дочерью прачки. Впрочем, в народе тоже поговаривали: «Она ничем не лучше нас!»
Истинная, самая важная причина того, почему английский народ не хотел, чтобы миссис Симпсон стала королевой, заключалась не в ее национальности, внешности, общественном положении или прошлом. Изучая сегодня эту проблему на месте, расспрашивая мужчин и женщин из разных социальных слоев, мы поняли, что ее главным образом отвергли из-за репутации, основанной на искусно организованной кампании клеветы. Клеветы, распространяемой высшим светом. Поскольку еще недавно миллионы людей ни о чем даже не догадывались, поскольку у них не было возможности проверить то, что они неожиданно узнали об этой женщине, они неизменно должны были верить всему услышанному. Лейбористские депутаты в это не вмешивались. Им была свойственна особая форма cant, и более всего они напоминали мужей, которые в театре в присутствии жены не смеют взять бинокль, чтобы получше рассмотреть красивую танцовщицу. Поскольку они из принципа не желали иметь дела с королями, то предпочли отвести глаза в сторону и не мешать народу верить небылицам, которые выдумывал высший свет.
Этим сплетням верили больше потому, что их передавали из уст в уста, а не печатали в газетах, и потому, что рассказывали больше дурного, чем хорошего. Женщины охотно верили всему, что слышали: их милый и добрый король, которого они так обожали, когда он был принцем Уэльским, стал жертвой «экзотической» соблазнительницы; она использовала свои прелести, свой «sex-appeal» [77] , чтобы завладеть им, и теперь, «покорив» его, она хотела стать полновластной хозяйкой страны. Нечто ужасное, чему и названия не подобрать, месяц за месяцем творилось в этом замке наслаждений, хотя точно ничего не было известно… В действительности этот замок представлял собой крепость, охраняемую сотней пушек. Вместе с шайкой интриганов и негодяев, весь день не вылезающих из пижам и валяющихся в шезлонгах в парке Форт-Бельведера, эта авантюристка решила прибрать к рукам Англию!
77
Сексуальная привлекательность (англ.).
Разве вы не видели на фотографиях, как весел наш добрый король, если он с ней рядом? Разве вы не видели, что в январе, когда его провозглашали королем, она стояла у окна возле него? Разве он не возил ее в автомобиле по иностранным столицам и не представлял тамошним монархам, как это было в беспутное время Георга III и его развратных сыновей? Говорят, ей приходилось брать напрокат туалеты, чтобы появляться при дворе! Ее мать содержала публичный дом! Иностранцы, люди, не слишком хорошо владеющие нашим языком, тайком проникли в самое сердце государства, они способны продать и разорить нашу страну! Последствия не заставят себя долго ждать! Торговля замерла, рождественские товары не расходятся, все боятся делать покупки, ведь кто знает, может, завтра начнется война? Гитлер неотлучно находится
Вот так, то слезливо, то грубо, народ выражал свои чувства в то историческое воскресенье. В первую очередь осуждали не короля — его считали только жертвой, все осыпали упреками его подругу; с легкой руки враждебной прессы к людям из окружения короля и миссис Симпсон приклеилось слово «экзотический», и оно только подливало масла в огонь всеобщего возмущения. Это будоражащее воображение слово в представлении людей было связано с банановыми рощами, где бродят обнаженные негры, или с притонами, где танцуют полуголые девицы. На самом деле Форт-Бельведер часто посещали три-четыре американца, но от англичан они отличались только тем, что всегда улыбались. В гостевой книге Форт-Бельведера нет упоминаний об уроженцах Тибета, Конго или Огненной Земли, хотя они, наверное, очень оживили бы общество.
В стране, как оказалось, были и люди без предрассудков: они желали счастья бывшему принцу Уэльскому, терпеть не могли священников или просто радовались тому, что Эдуард не берет в жены принцессу. Несколько газет опубликовали весьма любопытные письма, решительный тон которых вызывает улыбку. Например, в «Дейли миррор» можно было прочесть: «Это Бог послал нам миссис Симпсон. По какому праву епископ Брэдфордский, мистер Болдуин и сэр Джон Саймон сами выбирают, с кем королю делить его спальню? Скажу так: да здравствует Симпсон из Соединенных Штатов Америки, императрица Великобритании, а вам желаю удачи, Ваше величество!»
Автор другого письма ссылался на Библию, послание его было изумительно; заканчивалось оно словами, что «Всевышний не счел для Себя недостойным взять в супруги девушку из народа, тем самым подарив нам Господа нашего, Царя Царей».
Находились также мечтатели, которые искали наставника, но не из числа священнослужителей. Они вспомнили, что древние в решающие мгновения испрашивали совета у поэтов. В открытом письме они предложили, чтобы придворный поэт-лауреат — непременно ясновидящий, ибо именно за это государство платило ему жалованье — изложил в восьми строфах, что нации следует думать об этом деле.
Газеты, выступавшие на стороне короля, почти все были врагами Болдуина или друзьями Черчилля, или же руководствовались интересами трудящихся. Согласно их аргументации, за Болдуином стояла Россия. По их мнению, только нынешний король мог избавить Англию от мобилизации. Коммунисты и фашисты, также поддержавшие короля, могли лишь навредить ему, отпугнув часть буржуазии. Сторонники «общественного доверия» убедились в том, что между королем и его правительством, кабинетом банкиров, возникло неразрешимое противоречие; следовательно, заключить морганатический брак можно было при другом правительстве, которое, вероятнее всего, нашло бы поддержку парламентского большинства. «Католик таймс», газета, весьма радикальная в социальных вопросах, вступилась за Эдуарда: «Мы за короля, — писала она. — Мы против тех финансовых и политических сил, которые хотят заставить короля уйти». Вот лучшее доказательство того, что развод в этой кампании против короля был не более чем предлогом; эта газета даже бралась доказать, что, как и у короля Генриха VII, первый, «военный», брак миссис Симпсон так и не стал настоящим браком. Бернарду Шоу мы обязаны лучшим из того, что было написано об этом деле: он изобразил сцену встречи короля, премьер-министра и архиепископа, вложив в уста персонажей, сидящих за трапезой, забавные и вольные речи.
По улицам Лондона двигались процессии со знаменами и плакатами: «Бог защитит короля от Болдуина!..», «Мы хотим нашего короля!..» «Ивнинг ньюс», распространявшая такие плакаты, писала: «Нельзя за один воскресный день лишить трона величайшего из ныне живущих англичан. Этого стараются добиться путем согласованных усилий нескольких групп. Их поспешность вызывает неприятные толки, бросающие тень на важных персон из сферы политики, и не только политики».
На это открытое предостережение против поспешных решений «Санди таймс» возразила: «Королю нет необходимости отрекаться уже сейчас, спекулируя на резком повороте в общественном мнении. Дело вынесено на обсуждение общественности, и нельзя ни откладывать, ни срывать принятие окончательного решения».