Судьба-Полынь Книга I
Шрифт:
Вдоль берегов тянулись леса. Темные, мрачные, но притягательно-красивые. Дубы, грабы, вязы. Они сторожевыми башнями нависали над водой. Редкие ивы роняли слезы в Нарью, протянув ветви к потоку великой реки.
Люди отдохнули, Ильгар разрешил слегка увеличить вечернюю порцию вина. Воинам следовало расслабиться. Из-за телеги и мулов свободного места оставалось впритык, но никто не роптал. Справление естественных нужд неотесанные солдаты превратили в своего рода соревнование.
А вот кто чувствовал себя неуютно, так это эйтары. Эльм даже просил причалить к берегу. Следопыты выбирались на землю, подолгу ходили вокруг деревьев, валялись в высокой
Воины и жрецы смотрели на них с улыбкой. Странный был народ. Удивительный.
Но вот пришло время остановиться.
Пара плотогонов, орудующих шестами всю дорогу, помогли отряду сгрузить вещи. С мулами провозились почти до заката. Животные никак не хотели сходить на берег. Тагль пришлось окурить их успокаивающим дымом валерианы, боярышника и еще какого-то неизвестного растения. Из-за воскурений и возни с пучками сушеных трав, жрица сама постоянно пребывала в довольно странном состоянии, между сном и явью.
Речники погнали плот к Окуню. От монет, предложенных Дарующим, отказались. Уверяли, что легко поменяют плот на пару лодок и к новолунию поднимутся по течению в родную деревню.
Отряд же разбил лагерь. В ту ночь никто не получил ни капли вина. Ильгар усилил дозоры и запретил разжигать костер. Они пришли на чужую землю, куда свет Сеятеля пока не добрался.
— Прям как на войне! — хмыкнул Партлин, раздавая воинам сушеных рыбин. — Чую, наденем скоро брони.
— Это опаснее войны, — буркнул Альстед. — Мы одни здесь. Никакой помощи не будет, случись чего. Так что ваш десятник прав — осторожность превыше всего. Не следует переоценивать себя. Мы — капля в море Армии. Сгинем здесь, никто горевать не станет. Отправят еще десяток. И будут отправлять до поры, пока Совет Дарующих не получит того, чего хочет.
— А что им нужно здесь? — спросил Барталин. — Сколько себя помню — Сеятель держался в стороне от болот, лесов и гор, где живут кланы колдунов.
— Он и сейчас держится, — заметил Дарующий. — Но если закрывать глаза или отворачиваться — опасность не исчезнет. Рано или поздно мы должны столкнуться с теми, кто живет в болотах и горах. Для того и нужна разведка, чтобы не случалось провалов. Однажды отряды уже пришли в горы. Там полегло много народу, и все без толку.
— Резонно говоришь, — кивнул Эльм. Взгляд его был затуманен. — Но топи… это иное. Колдуны — люди. Пусть и сроднившиеся с чем-то темным, но все ж таки люди. Мать-земля, Ваярия, не отвергла их. То, что обитает в болотах, чуждо самой природе.
— Я знаю слишком много, чтобы добровольно идти туда. Но привык делать то, чего от меня требуют, и не задавать лишних вопросов.
— А мы не привыкли, — Крапивка покачал головой. — Сеятель всегда просил нас об одолжениях сам, по-дружески, а не приказывал устами своих последователей. В этот раз мы не получали просьбу. Нам приказали. Кто скажет, почему это произошло? Быть может, великий человек чувствует, что мы не согласились бы прийти сюда по доброй воле?
Повисло неловкое молчание, которое нарушил Ильгар.
— Позволь вопрос. Что такого сделал для вас Сеятель? Вы так привязаны к нему.
— Он изменил нас. Вернул к истокам. Научили ценить то, что никто не ценит. Он меняет мир.
Лес был старым.
Ветви сплетались над головой в шатер, землю устилали сухие листья. Тропинок здесь не было. Двигался отряд медленно, все чаще пропуская вперед эйтаров. Они находили
Ильгар чувствовал себя в лесу как дома. Крылось нечто родное в этих мрачных логах, густом подлеске, шуме листвы и чириканье птиц. Словно вернулся в детство, которое так старательно забывал последние годы. Но голову занимали мысли об отряде и долге… Рике… и о том, с чем придется столкнуться в топях. Времени для грусти не оставалось.
Днем в густой тени было прохладно. Хватало и родничков, питавших столетние дубы-исполины, и дающих жизнь буйной растительности, вроде бузины или куманики. Повсюду сновала самая разная живность, и отряд постоянно имел про запас свежее мясо. Путники видели огромные заброшенные гнезда в ветвях, шалаши в зарослях и даже землянки. Иногда встречались охотничьи метки, старательно высеченные на жесткой коре.
Край был диким, но отнюдь не безжизненным.
Тафель освободился от лубка, и осторожно разрабатывал руку, сжимая и разжимая в ладони клубок упругой лозы. Когда Тагль разрешила взять лук, воин каждую свободную минуту занимался тем, что всаживал стрелу за стрелой в деревья и пни.
Его обязанности по уходу за мулами легли на плечи Дану. Мальчишка справлялся хорошо, был заботлив, и вообще, приносил отряду пользу. В свободное время кашеварил с Партлином или ходил с эйтарами на прогулки в чащу. Дан помогал собирать корни, почки и бутоны удивительных растений.
— Зачем вам столько зелени? — спросил как-то на привале Барталин, попыхивая любимой трубкой. — Ваши баулы и так битком набиты травой.
— Наш народ собирает растения со всей Ваярии, — ответил Крапивка. — Женщины и дети возделывают землю, ухаживают за саженцами и готовят припарки, декокты и настойки самых разных свойств. Мы строим парники, а в пещерах выращиваем самые нежные растения, которым даже солнечный свет не нужен. Наши края пестрят разнотравьем. Нигде нет и не будет ничего подобного, потому что только эйтары понимают Мать-землю.
— И поэтому вы собираете всякую мелочь тут? — удивился Гур.
— Конечно, — ответил Эльм. — Мои сородичи никогда не бывали в этих лесах. И, надеюсь, больше сюда никогда не придут. Единственная причина, по которой лично я согласился идти к болотам, — возможность собрать образцы редчайших растений. Для меня это великая честь и награда — принести новые саженцы в наш настоящий дом.
— Хочешь вернуться на родину? — удивился Дядька. — Не в Сайнарию?
— Нет. Я устал от города. Не могу и не хочу больше. Вернусь в родной край с саженцами, а большего мне и не нужно. Разве что еще раз покину родину, чтобы взглянуть на Ландгар. Говорят, осенью там цветет либбель — единственное в своем роде дерево.
— Так и есть, — кивнул Альстед. — Цветет. В короткий промежуток времени между иссушающей жарой и холодами оно покрывается мелкими цветами всех цветов радуги, что мерцают в ночи.
— Верно, — подтвердила Тагль. — Продолжается это чудо чуть больше недели. То время свадеб, время любви…
Ильгар проснулся посреди ночи. Он был рад вырваться из кошмара, полного неясных образов, беззвучного ветра и темноты. После нее даже лесной сумрак казался жидковатым.
Лес выглядел непривычно тихим. Замершим. Воин ощущал на своем влажном от пота лице дуновение ветра, но не скрипели ветви, не шелестели таинственно листья. Лишь негромкое потрескивание поленьев в костре нарушало тишину, да кто-то из бойцов заливисто храпел.