Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)
Шрифт:
— Ты дежурный? — спросил его строгим голосом Волчанов.
— Так точно! — отрубил солдат, бросив папиросу под ноги.
— Поехали! — скомандовал младший лейтенант. — Садись! — сказал он, повернувшись уже к Добрынину. Сели. Поехали.
— Приедешь сюда завтра в восемь ноль-ноль! Ясно? — приказал Волчанов шоферу.
Тот козырнул и уехал.
В животе у Добрынина восстановился мир, и даже вино из его головы немного выветрилось.
Поднялись они на третий этаж. Добрынин позвонил.
Открыла Мария Игнатьевна.
Разделись,
Добрынин мысленно хмыкнул, заметив, что его служебная жена поздоровалась с Тимофеем, как со старым знакомым.
— Он уже спит! — предупредила она перед дверьми в спальню. — Потише!
Зашли. Мария Игнатьевна включила торшер, струивший мягкий свет. И все втроем склонились над деревянной коляской, где мирно спал маленький мальчонка, совсем еще младенец.
— Сколько ему? — шепотом спросил Волчанов, глаза его горели необыкновенной добротой.
— Пять с половиной месяцев, — ответила хозяйка.
— Смотри, а волосики уже вьются! — восторженно шептал младший лейтенант.
Добрынин тоже посмотрел на волосики, привлеченный восторгом Тимофея. Действительно, хоть и были эти волосики жидковатыми и редкими, но уже курчавились, вились, словно не мальчик это был, а девчонка.
— А глаза какого цвета? — спросил Волчанов.
— Зеленоватые, — прошептала счастливая мама.
— Завидую я вам! — снова с восторгом шепнул Тимофей, посмотрев сначала на Марию Игнатьевну, а потом на Добрынина. — Ну вы, главное, не останавливайтесь на этом. А иначе ж кому жить при построенном социализме?
Мария Игнатьевна смущенно кивнула. Павел промолчал.
— Вы кушать хотите? — спросила мужчин хозяйка.
— Нет, вы мне лучше постелите уже, — попросил Волчанов. — Я давно не ночевал в семейном уюте. Тут у вас такое все домашнее.
Постелили Тимофею на софе в гостиной. Разделся он по-армейски быстро и сразу лег.
Часов в шесть утра Добрынина разбудил настойчивый звонок в дверь.
В одних черных трусах Павел прошел через гостиную, заметив, что Волчанов спит крепким сном, накрывшись одеялом с головою. Открыл дверь.
В проеме стояли двое — красноармеец, бывший когда-то милиционером, и Ваплахов, имевший замученный опухший вид и густую седину в волосах.
— Ну шо, —не поздоровавшись, заговорил красноармеец. — Вышло! Давай продухты и забирай его! Хорошо, шо живой!
С трудом соображая, Добрынин поплелся на кухню и, не доходя, открыл дверь в кладовку, где лежали какие-то съестные припасы. К счастью, в кладовке на широких деревянных полках стояли ряды тушенки и прочих консервов. Тут же висели сумки и котомки для хозяйственных нужд. Выбрав одну поменьше размером, Павел стал ссыпать в нее тушенку, варенье, консервированный жир. Когда рука ощутила тяжесть, Добрынин решил, что хватит. И вынес котомку красноармейцу. Тот тоже оценил тяжесть продуктов. Вытащил на всякий случай одну банку —
— Заходи! — сказал Добрынин, глядя на помощника. Прошли они на кухню.
— Очень есть хочу! — признался уставшим голосом Дмитрий.
Добрынин зажег газ, поставил чайник. Открыл банку мясных консервов, достал ложку и, воткнув ее в мясо, сунул банку Ваплахову.
Урку-емец стал жадно есть и тут же поперхнулся.
— Ты где был? — спросил Добрынин.
Ваплахов не ответил. Только многозначительно покачал головой.
Консервы он съел быстро, минут за десять. Вскипел чайник.
— Спрятать меня надо… — проговорил Дмитрий. — Увидят — убьют.
— Кто?
И на этот раз урку-емец многозначительно промолчал.
— Я не могу говорить, — попробовал объяснить он, глотая слишком горячий чай. — Они мне сначала сказали, что если живым останусь — должен молчать, и тогда, если доживу до восьмидесяти лет, разрешат жить в Москве, квартиру дадут и пенсию…
Осатанело выпучив глаза, Добрынин смотрел на своего помощника и уже подозревал, что тот просто сошел с ума.
— Да ты толком можешь мне объяснить, что? — уже не спросил, а потребовал народный контролер.
Внизу вдруг засигналила машина. Добрынин встрепенулся.
— Это за Волчановым приехали! — сказал он.
— Спрячь меня! — попросил испуганный урку-емец.
— Иди в кладовку! — скомандовал Павел. — И сиди там тихо, чтоб никто не слыхал! — добавил он, уже закрыв за урку-емцем дверь на защелку.
На кухню зашел удивительно бодрый Тимофей.
— Машина что-то рановато, — проговорил он, поглядев на кухонные часы с кукушкой. — О! У тебя уже и чай готов?
Сел Тимофей на место, где только что сидел урку-емец. Налил себе в чашку Дмитрия чая. Пригубил.
Добрынин налил и себе вторую чашку.
— Чего так рано встаешь? — спросил Тимофей. — Утро, что ли, любишь?
— Ага, люблю, — Павел кивнул.
— Ну что, со мной в Кремль поедешь? — предложил младший лейтенант.
— Да я не знаю еще…
— Давай, поехали, они ж за тобой машину не пошлют, а по улицам сейчас опасно!
Добрынин поддался настойчивости друга.
Мария Игнатьевна спала, но Павел решил ее не будить. Быстренько оделись и уехали.
В Кремле Волчанов провел Павла до кабинета Тверина.
— Э-э, — сказал он, уже отойдя на несколько шагов. — Забыл у тебя «кожаную» книгу взять! Если не увидимся, попроси жену мне ее передать. Хорошо?
Павел кивнул.
Автоматчика в этот раз у двери кабинета Тверина не было.
Добрынин постучал и толкнул дверь.
За столом сосредоточенно что-то писал хозяин кабинета. Он улыбнулся, увидев контролера.
— Заходи! Заходи, Паша! Добрынин подошел, сел.
— Ну что там у тебя, порядок с помощником?